Голову выше. Оружие острое. Сердце высоко. Я слышала душераздирающий крик Сореля, когда его коснулось железо. Я видела его изломанное тело и мудрое личико, внезапно сильно постаревшее. Доброта проявлялась, откуда ее не ждали. Женщина, состояние мужа которой отрезало их от общества, одинокое существо под мостом.
«Смелость, - говорила я себе. – Будь той женщиной, какой просила тебя быть бабушка».
Я помнила путь, песню, камнемона. Может, это правда. Может, я была Зовущей. Хотелось бы, чтобы сердце не так сильно колотилось.
Мы добрались до фермы и остановились у двери. Флинт спешился и поднял меня с седла. Что-то было не так со мной, он двоился перед глазами, а когда открылась дверь, я отпрянула от света, голова раскалывалась. Раздался напряженный разговор, Флинт отдавал приказы, кто-то шептал в ответ. Я оказалась на большой кухне и женщина с мрачным видом раздела меня, помогла залезть в кадку с горячей водой, оттерла и промыла мои волосы, говоря лишь: «Наклонись» или «Подними руку». Я сидела и слушалась. Тело предательски расслабилось в тепле, стало сонным, несмотря ни на что. Было так приятно согреться. Разум был пустым, голова кружилась.
Вода начала остывать, и она вытащила меня. Я не могла сама стоять. Женщина одела меня в чьи-то вещи: блузку, юбку и шаль. Она вложила в мою ладонь гребешок, усадила на стул и ушла, забрав с собой мою грязную одежду. Мою большую накидку, что дал мне Флинт в день нашей первой встречи, она повесила сушиться у огня. Мои туфли она тоже оставила у камина. Починенные фейри туфли. Я не знала, сколько Флинт мог заплатить ей за молчание.
Через какое-то время он пришел. И без накидки и перчаток Силовика он все еще выглядел внушительно. Я пыталась распутать волосы. Я впервые за много месяцев так хорошо помылась, ведь там, где нам с отцом давали переночевать, не было теплой воды и очищающих трав.
Флинт стоял у стола и безмолвно смотрел на меня, скрестив руки. Я видела только его, но то четко, то размыто. Я пыталась угадать, что он скажет, когда заговорит. Спросит, наверное, про обувь. Будет заставлять рассказать ему, что у меня есть друзья из доброго народца. Выбьет из меня имена всех, кто помогал мне. Или отдаст меня Скребку разума. Я задрожала, хоть здесь и было тепло. Слезы подбирались к глазам, но я боролась с ними. Глупо, но мне было обидно, что я почти поверила ему.
- Ты замерзла, - сказал Флинт.
Я покачала головой. Гребешок впился в колтун, и я заработала им с большей силой, чем требовалось.
