Это хорошее воспоминание светило мне в одинокие часы ночи. Солнце взошло, и уриск замолчал. Встав, я обнаружила влажные следы вокруг меня. Каждый был похож на человеческий, но уже и со следами перепонок между тремя пальцами.
* * *
До восточного края Среброводья от Девичьих слез два дня пути. Местность стала пастбищем. За этими полями виднелись холмы, тропа вела к одинокому озеру, названному Скрытыми водами, местом темных воспоминаний. Там был бой, атаман против атамана, клан против клана, сын Олбана против сына Олбана. Многие погибли. Когда мы с отцом проходили там, направляясь в другую сторону, воздух был полон голосов, словно отряд мертвых воинов остался в каменистом озере, эхо голосов отражалось от камней. Я не хотела идти туда снова, но другого пути не было.
Я ждала под последними деревьями, пока сгустятся сумерки, изучая взглядом местность, думая об укрытии. Когда я решила, что достаточно темно, я пошла. Я двигалась, как тень, перебегая из одного укрытия в другое, и каждая частичка меня ожидала опасность. Скопление камней, каменная стена. Куча мусора, гора торфа. Огороженное пастбище, в котором кудахтали сонные куры, а коровы жевали сено, фермерский домик с огоньком за закрытыми ставнями. Если не так шагнуть, нападут псы. Я думала о яйцах, о ячменном хлебе, свежем молоке и масле. Я шла. Когда я прошла последнюю ферму, последний теплый огонек, последнюю блеющую во сне овцу, передо мной оказался холм в камнях, и я забралась в небольшую пещеру, устроившись там. Где-то неподалеку журчала вода. Если я правильно помнила, то этот ручей назывался Отток, и рядом с ним был проход к Скрытым водам. Отправлюсь на рассвете.
Земля была твердой. Я не могла спать. Холод пронзал меня, и даже толстая накидка Флинта не спасала. Я не могла развести костер, он будет маяком, покажет, где я. Тело болело. А еще со мной играло сознание. Я ничего не видела от доброго народца после той ночи споров о семи, хотя по пути вдоль Среброводья я чувствовала тихие шаги за спиной, но когда я оборачивалась, в лесу были лишь движущиеся тени. А здесь, в неуютном склоне холма, мне казалось, что за мной кто-то следит. Пару раз за ночь мне казалось, что журчание ручья скрывает голоса, и в потоке слов я понимала только «Нерин». Сверху летала сова, странно ухая. Печаль в ее крике призвала слезы.
«Хватит, - говорила я себе, зубы стучали от холода. – Никого здесь нет, а если и есть, ты не дашь им знать, что чувствуешь их. Спи, иначе не хватит сил идти утром», - но сон не шел.
