— Ты слышал, — говорю я, уже менее уверенно, чем несколько секунд назад.
— Я только что спас твою задницу — ты вообще это понимаешь, а?
— Как ты спас мою задницу? Я наказана!
— Нет. Она просто чувствовала, что должна сказать это, но она знает, что ты сделала все правильно.
— Для меня это звучало не так, — говорю я.
— Все нормально, Роуз, просто скажи мне, что, черт возьми, с тобой не так. Давай разберемся с этим, сделаем все это праздничное дерьмо, и я смогу вернуться в школу.
Он положил совок на пол и сел на стул напротив меня.
— Ты действительно будешь действовать, как будто не знаешь, что именно не так?
— День Благодарения, верно?
Я просто не отвожу от него глаз. Насколько я вижу, его злость ослабляет нечто, что скрывается под поверхностью — возможно, это смущение или стыд. Мне становится легче, когда я это замечаю.
— Мне не хотелось быть здесь, Роуз.
— Да, я знаю. Ну, тебе в любом случае придется. Папа этого хотел.
— Чего хотел отец, уже не имеет значения, — говорит Питер. — Он умер, помнишь?
Мне хочется поднять совок, лежащий у его ног, и высыпать грязные M&Ms и осколки стекла ему на голову.
— Почему ты говоришь такие вещи?
— Потому что это, правда — его больше здесь нет, поэтому не имеет значения, что он думал или хотел. Это просто реальный факт. Я не пытаюсь быть…
— Ты сердишься на него. — Не знала, что понимаю это, пока слова не вырвались из моего рта, но внезапно мне показалось, что я это понимала все время. Теперь это кажется таким очевидным.
— Я не сержусь на него.
— Ты говоришь о нем, как будто он… как будто он сделал что-то, что тебя бесит.
— Ну, он нашел работу в этом долбанном Ираке в самый разгар войны, Роуз.
— Да, а ты продолжал подавать документы в самые дорогие колледжи страны, даже после того, как он потерял работу. Так чья вина в том, что ему пришлось туда поехать?
Как только я задала этот вопрос, сразу же пожалела. Я пожалела об этом сильнее, чем о чем-либо за всю свою жизнь, потому что я не это имела в виду. Правда, не это.
Так зачем я это сказала? Только, чтобы сделать ему больно? Когда я начала так поступать?
— Извини. Прости меня, Питер, я не… это не…
Он уставился на совок у его ног, потом наклонился, поднял его и протянул мне. Конфеты, покрытые битым стеклом, переливаются на свету.
— M&M? — предлагает он.
Смотрю на осколки и какое-то время думаю над тем, чтобы взять одну конфетку. Поедание стекла сразу же могло бы решить множество моих проблем. Это помогло бы не чувствовать себя так плохо из-за того, что я сказала Питеру, а может быть, меня бы положили в больницу, и мне не пришлось бы идти в школу в понедельник. Я протянула руку, чтобы взять конфету, наполовину шутя, но он убрал совок.
