— Ахъ, быки!…
Нѣсколько штукъ рогатаго скота щипало низкую траву въ одной изъ западинъ. Эти животныя возбуждаля чувство непреодолимаго нервнаго страха въ бывшемъ воинѣ; а такъ какъ его нельзя было покинуть одного то и вся дилегація принуждена была остановиться. Паскалонъ передалъ свою хоругвь одному изъ проводниковъ; послѣдовали прощанія, рукопожатія, пожеланія и совѣты:
— Et adieu, que!
— Осторожность, осторожность, прежде всего…
Разстались, и ни одинъ изъ членовъ альпійскаго клуба не подумалъ даже вызваться сопутствовать президенту, — очень ужь высоко!… А по мѣрѣ приближенія казалось, что гора все ростетъ; къ тому же, кругомъ пропасти, скалы, лѣзущія вверхъ изъ снѣжнаго хаоса, представляющагося непроходимымъ. Лучше посмотрѣть на восхожденіе съ Шейдекъ.
Президентъ альпійскаго клуба, разумѣется, никогда въ жизни не ступалъ ногой ни на одинъ ледникъ. Ничего подобнаго нельзя найти въ покрытыхъ душистыми цвѣтами и зеленью горахъ Тараскона, и, тѣмъ не менѣе, первый ледникъ производилъ на него впечатлѣніе чего-то уже видѣннаго, напоминалъ объ охотахъ въ Провансѣ, вблизи моря. И здѣсь, какъ тамъ, чѣмъ дальше, тѣмъ ниже становится трава, кое-гдѣ виднѣется застоявшаяся вода, обросшая чахлымъ тростникомъ, что-то похожее на песчаныя дюны, на разбитыя раковины, а вдали точно волны зеленовато-голубаго льда съ бѣлыми гребнями изъ снѣга, точно волны, застывшія и неподвижныя. Оттуда несется рѣзкій, пронзительный вѣтеръ, точно такъ же, какъ дуетъ онъ съ моря, насквозь прохватывая живительною свѣжестью.
— Нѣтъ, благодарю… У меня есть свои… — сказалъ Тартаренъ проводнику, когда тотъ предложилъ ему надѣть шерстяные чулки поверхъ сапоговъ. — У меня подковки Беннеди… усовершенствованныя… необыкновенно удобныя! — кричалъ онъ изъ всѣхъ силъ, точно говорилъ съ глухимъ, предполагая, что такъ его скорѣе пойметъ Христіанъ Инебнитъ, который такъ же мало разумѣлъ по-французки, какъ и его товарищъ Кауфманъ.
Тартаренъ присѣлъ на первое попавшееся возвышеніе и пристегнулъ въ сапогамъ ремнями нѣчто похожее на кованную подошву съ тремя огромными и острыми шипами. Онъ уже сотню разъ пробовалъ эти усовершенствованныя подковы Кеннеди въ своемъ садикѣ съ боабабомъ и, все-таки, эффектъ вышелъ совсѣмъ неожиданный. Подъ тяжестью нашего героя шипы врѣзались въ ледъ съ такою силой, что всѣ попытки вытащить ихъ обратно оказались тщетными. Тартаренъ какъ бы приросъ въ мѣсту; онъ дѣлалъ отчаянныя усилія, ругался, размахивалъ руками и альпенштокомъ и, въ концѣ-концовъ, вынужденъ былъ крикнуть проводникамъ, ушедшимъ далеко впередъ въ полномъ убѣжденіи, что они имѣютъ дѣло съ очень опытнымъ альпинистомъ.
