— Господи Боже, сколько воды! — вздыхалъ житель благодатнаго юга. Но его дѣло стало еще хуже, когда щебенка вдругъ исчезла на дорогѣ, и пришлось шагать прямо по водѣ, перепрыгивать съ камня на камень, чтобы не промочить гетровъ. А дождь лилъ все такъ же упорно, становился все холоднѣе и уже начиналъ забираться за шею путника. Мимо его проходили мужчины, дѣти, съ низко опущенными головами, съ согнутыми спинами подъ тяжестью плетеныхъ корзинъ, въ которыхъ они разносили провизію по вилламъ и пансіонамъ, разбросаннымъ въ полу-горѣ. «Риги-Кульмъ?» — спрашивалъ Тартаренъ, желая удостовѣриться, по той ли онъ идетъ дорогѣ. Но его необычайное снаряженіе и, въ особенности, вязанный «passe-montagne», закрывающій почти все лицо, вселяли во всѣхъ такой ужасъ, что прохожіе боязливо озирались и ускоряли шагъ, не отвѣчая на вопросъ.
Скоро прекратились и эти встрѣчи. Послѣднимъ живымъ существомъ на этомъ тяжеломъ пути была старуха, что-то полоскавшая въ водосточномъ желобѣ, укрывшись отъ дождя подъ огромнымъ зонтомъ, воткнутымъ въ землю.
— Риги-Кульмъ? — спросилъ альпинистъ.
Старуха подняла идіотское лицо, подъ которымъ висѣлъ зобъ величиною съ большой колокольчикъ, привязываемый на шею швейцарской коровѣ, долго всматривалась въ удивительнаго путника, потомъ разразилась неудержимымъ хохотомъ, растянувшимъ ей ротъ до ушей. Маленькіе глаза совсѣмъ исчезли въ складкахъ окружавшихъ ихъ морщинъ; но лишь только она опять ихъ открывала, видъ стоящаго передъ нею Тартарена во всемъ его вооруженіи, казалось, удвоивалъ ея глупую смѣшливость.
— Ахъ, лопни ты совсѣмъ! — выругался Тартаренъ. — Счастлива ты, что баба, не то бы…
Пылая гнѣвомъ, онъ зашагалъ дальше и сбился съ дороги въ мелкомъ ельникѣ. Его ноги скользили и разъѣзжались по влажному моху. Измѣнился и окружавшій его лейзажъ, — не стало ни тропинки, ни деревьевъ, ни пастбищъ. Передъ нимъ высылись унылыя голыя скалы, да каменистые обрывы, на которые приходилось взбираться на четверенькахъ, чтобы не упасть, Рытвины были полны желтою грязью, и онъ осторожно переходилъ ихъ, ощупывая впереди альпенштокомъ. Чуть не каждую минуту онъ смотрѣлъ на маленькій компасъ, висѣвшій на цѣпочкѣ его часовъ; но потому ли, что онъ забрался слишкомъ высоко, или вслѣдствіе рѣзкаго измѣненія температуры, стрѣлка вертѣлась безъ толку, точно сумасшедшая. Густой желтый туманъ лишалъ возможности опредѣлить на глазъ направленіе, которому слѣдовало держаться. Мелкая гололедка дѣлала подъемъ съ каждымъ шагомъ все труднѣе и опаснѣе. Вдругъ Тартаренъ остановился; земля какъ бы смутно забѣлѣла впереди… Теперь береги только глаза!… Очевидно, начинался поясъ вѣчныхъ снѣговъ…
