Дождь лилъ въ Балѣ и помогалъ служанкамъ обмывать бѣлые и безъ того чистенькіе домики; лилъ онъ въ Люцернѣ на сундуки и чемоданы, придавая имъ видъ пожитковъ, спасенныхъ послѣ кораблекрушенія; лилъ изъ Вицнау на берегу озера Четырехъ Кантоновъ, лилъ на зеленыхъ силонахъ Риги, надъ которыми ползли черныя тучи, струился мутными потоками вдоль скалъ, рокоталъ разсыпчатыми каскадами, тяжелыми каплями падалъ съ каждаго камня, съ каждаго хвоя сосны. Тарасконецъ во всю жизнь свою не видалъ столько воды.
Онъ зашелъ въ трактиръ, спросилъ кофе со сливками, меда и масла. Подкрѣпивши силы, онъ рѣшилъ тутъ же, не откладывая, предпринять свое первое восхожденіе на Альпы.
— А скажите, — заговорилъ онъ, навьючивая на себя пожитки, — во сколько времени доберусь я до вершины Риги?
— Въ часъ или въ часъ съ четвертью; только поторопитесь: поездъ отходитъ черезъ пять минутъ.
— Поѣздъ — на Риги!… Что за вздоръ!…
Въ тусклое окно трактира ему указали на отходящій поѣздъ. Локомотивъ съ короткою и толстопузою трубой толкалъ впереди себя два крытыхъ вагона безъ стеколъ въ окнахъ, и, словно какое-то чудовищное насѣкомое, прицѣпившееся къ горѣ, карабкался по ужасающимъ крутизнамъ. Оба Тартарена, и «молодчина», и животолюбивый тарасконецъ, одновременно возстали противъ столь отвратительнаго механическаго способа подниматься на горы. «Молодчина» находилъ смѣшнымъ лазить по Альпамъ въ вагонѣ съ паровозомъ; что же касается другаго Тартарена, то въ немъ висящіе въ воздухѣ мосты съ перспективою паденія съ высоты 1,000 метровъ, при малѣйшемъ сходѣ съ рельсовъ, вызывали рядъ размышленій на весьма печальные мотивы, оправдываемые видомъ маленькаго вицнаускаго кладбища, бѣлыя могилки котораго у подножія ската казались сверху бѣльемъ, разложеннымъ на дворѣ прачешной. Очевидно, это кладбище тутъ не даромъ, а приспособлено на всякій случай, чтобы не далеко было таскать путешественниковъ.
— Нѣтъ, ужь я лучше на собственныхъ ногахъ, — разсудилъ храбрый тарасконецъ, — надо же привыкать…
И онъ пустился въ путь, стараясь на первыхъ порахъ не ударить лицомъ въ грязь умѣньемъ управляться съ альпенштокомъ передъ сбѣжавшимся трактирнымъ персоналомъ, кричавшимъ ему, куда идти и гдѣ свернуть. Никого и ничего не слушая, альпинистъ пошелъ прямо въ гору по дорогѣ, усыпанной крупнымъ и острымъ щебнемъ и окаймленной сосновыми желобами для стока дождевой воды. Справа и слѣва тянулись большіе фруктовые сады, сочные луга, изрѣзанные оросительными деревянными водопроводами. Теперь всѣ они рокотали переполнявшею ихъ водой. Всякій разъ, когда альпинистъ задѣвалъ своею киркой за нависшія вѣтви деревъ, его обдавало, какъ изъ спрыска садовой лейки.
