Я выбираю свободу! | страница 52
Ушла злость за собственный промах. Я в самом деле последние несколько месяцев была не в себе, глупо спрашивать с существа, одной ногой стоящего за Гранью (а, вернее, отчаянно туда рвущегося), как с полноценного разумного. Это ошибка, из которой следовало сделать выводы и окончательно признать, что Грань отказывается меня забирать. Значит, хватит упрямо ломиться в запертую дверь, стоит смириться и попытаться жить дальше.
Ушел страх перед божественной карой за осквернение алтаря. Ушел бесследно, сильнее наказать меня судьба, пожалуй, и не сумеет.
Воспользовавшись случаем, на освободившееся место выползла тревога, связанная со смертью Владыки, несущей нашей и без того измотанной земле массу проблем. Но это беспокойство было сдержанным и даже полезным: оно шло от разума, а не от души.
Нервные дерганые мысли унялись, поутихли, я почти успокоилась — море сделало свое дело. С одной только мыслью оно ничего не могло сделать, и мысль эта начала методично отравлять мое существование.
Мне ведь в самом деле было хорошо с этим светлым. Так хорошо, как никогда в жизни, а опыт для сравнения имелся. И я могла отрицать это вслух, могла лгать, могла оправдываться смазанностью разбавленных хмелем воспоминаний. Да, он оказался врагом, олицетворением всего того, что не нравилось мне в светлых. Вот только ощущение сытого ленивого удовлетворения никак не желало покидать предательское тело, отзывавшееся сладким томлением на любые воспоминания о подробностях ночи. Я точно знала, что повторения не будет, что больше никогда в жизни не позволю себе так низко пасть, но перестать хотеть, причем хотеть именно его, была не способна. Во всяком случае, пока.
А хуже того, я уже не могла его ненавидеть.
Бельфенор Намиаль Маальт-эль
из корней Серебряного Дуба
Этот момент я представлял себе не раз и не два: момент, когда я увижу мертвое тело бессмертного Владыки и смогу наконец плюнуть на труп. Думал, что испытаю удовлетворение, радость, даже облегчение от того, что мир избавился от этого недостойного существа. Искал в себе сейчас отголоски этих чувств — и не находил. Вообще ничего не находил. Живого Владыку я презирал и ненавидел, а мертвым он был мне безразличен.
Даже не возникло привычного злорадства от мысли, что на этой дикой земле навсегда останусь не только я, но и он.
Ну тело. Мертвое. Рядом лежала голова, стеклянные глаза безразлично таращились в небо, а губы даже сейчас были брезгливо поджаты. Простой кусок мяса, или, скорее, дерева, даже груда мусора — потому что никакой пользы от этой пустой оболочки не возникало. Я даже не воспринял всерьез подозрения Мельхиора о моей причастности к гибели Владыки и уж точно не собирался ради собственного оправдания нарушать обещания, данного женщине.