Я выбираю свободу! - Дарья Андреевна Кузнецова

Бельфенор Намиаль Маальт-эль

из корней Серебряного Дуба

Статуя выглядела… странной. Я разглядывал ее и никак не мог понять, нравится мне это изображение или нет. Художник, безусловно, был талантлив, и скульптура казалась живым существом, с неизвестной целью припорошенным мраморной пылью. А вот с сюжетом возникали серьезные трудности.

Начать с того, что на изображение местного героя, которое должно было вызывать уважение и почтение, я глядел сверху, и уже это было дико. Да и в остальном образ казался… малоприятным. Или, вернее, малопонятным. Мужчина сидел на корточках, одет он был в потрепанную полевую форму, причем эффект потрепанности скульптор явно придал одежде намеренно, и с легким насмешливым прищуром глядел на зрителя снизу вверх. В зубах зажата папироса, которую он прикуривал от огонька в правой руке, прикрытого от зрителя и ветра левой ладонью. У ног лежал разворошенный вещмешок, на плече висела винтовка, в запечатленный художником момент упершаяся прикладом в землю. Что касается лица статуи… насчет портретного сходства я не уверен, поскольку лично с этим героем знакомства не водил, но на все свои изображения он походил и полностью соответствовал всем рассказам о себе. Резко асимметричная стрижка с переходом от выбритого левого виска к спадающим до плеча длинным прядям справа откровенно диссонировала с безукоризненно правильными аристократическими чертами лица. А еще — выставляла на всеобщее обозрение рваное левое ухо, украшенное дополнительно привлекающей внимание серьгой. Которая, кстати, на самом деле была серебряной, вставленной в каменное ухо статуи.

В конце концов я пришел к выводу, что каменная копия раздражает меня не меньше, чем покойный оригинал, и решил, что художник явно достоин похвалы уже за одно это. Но подобным «произведением искусства» я бы не украсил даже сортир для слуг.

— Ты, что ли, особо доверенный посланник и прочая, прочая? — раздался рядом недовольный женский голос, и я едва удержался от неприязненной гримасы. Адресована она была не неожиданной собеседнице, а окружению в целом. Местный слишком быстрый говор с раскатистым «эр», неразборчивыми «бэ» и «вэ» и неизменно мягкой «эль» всегда вызывал у меня ощущение, что собеседник то ли издевается, то ли слаб на голову.

Впрочем, последнее утверждение показалось особенно справедливым, стоило перевести взгляд на особу, привлекшую мое внимание. Это была… нищенка? Во всяком случае, первое впечатление говорило именно об этом, как бы дико это ни звучало. Хотя с местными ни в чем нельзя быть уверенным наверняка.