Ирочка, я люблю её. Я часто бываю у
неё. Но я люблю и Колю. Я так жалею его. Он ничего не знает. Это
так мучительно. Что же делать, Ирочка?
Ирочка, родничок мой, спасибо, что
выслушала меня, я знаю, ты выслушала. Спасибо за всё. Я прощаюсь и
прошу прощения.
C любовью ко всем вам, Лида".
* * *
Коля отбросил письмо. Прочь! Прочь!
Прочь – ей! Прочь отсюда! Его душа отринула прощение. Он отверг
человека, написавшего эти строчки. Он отказался от Лиды.
– Коля, куда же ты?
A он и сам не знал, куда он теперь.
Ему хотелось одного – отвергнуть себя. Лидиного. Любящего.
Куда?.. Какая-то детская привычка,
вдруг пробудившаяся от долгого летаргического сна и не ведавшая о
течении времени, привела его на трамвайную остановку, затащила в
вагончик и приткнула к окну, которое через мгновение превратится в
экран. И побегут кадры. И трамвай со своим кино унесёт мальчика от
его печалей и обид...
Коля прильнул к стеклу, запылённому
и треснутому. И закрыл глаза, чтобы спрятаться от соблазна выбить
его вместе с этой дразнящей раной. Мгла в одно мгновение слизала
явь, оставив ему лишь её сизые следы. Ещё мгновение, и сизый след
налился кровью – это сквозь мглу просочилась жизнь... в виде знака
жизни, изымающего жизнь из жизни, в виде кровавой раны, которая
стала расти и шириться. Из глубины её вышла Лида, с письмом в руке.
Она стала читать. Для него. Её губы беззвучно шевелились. Но Коля
всё понимал. Это были те самые слова. Слова, заставляющие его то
захлёбываться от слёз жалости, то задыхаться от ненависти, то
цепенеть от безысходности... Лида простёрла к нему руки: "Коля,
прости". Он не мог больше выносить свидания с Лидой. Он не мог
больше терпеть муку непрощения...
Ночь поглотила Колю. Он плёлся по
улицам. По какой-то инерции. Промокший и жалкий. Насквозь
пронизываемый Лидиными словами и ледяными струями. И поглощаемый
сумасшествием.
Неожиданно Коля остановился: перед
ним за сеткой дождя выросла груда лохмотьев. Поверх неё выплыло
подобие человеческого лица. Лохматое и уродливое. "Что-то знают эти
глаза, – почудилось Коле. – Всё знают". Лохмотья подпрыгнули,
забегали и заплясали вокруг него. Туловище, конечности и язык
пустились в непристойную пантомиму. Они выковыривали... плевок из
слов, вонь из воздуха, блядь из чулок, дырку из сущего. Коля, сжав
кулаки, бросился на бродягу. Водяные струны лопались и взрывались
под его ударами. Не удержавшись на ногах, он провалился в
пустоту... Наглый хохот случайных зрителей, молодых, весёлых и
довольных, отрезвил его. Он поднялся из лужи. Подставил лицо дождю.
И ушёл за дождевые кулисы...
