Болезнь моя не ушла с
выздоровлением тела. Порой возвращался ночной призрак, чтобы
утолить неясное томление во мне. Но и его растворило время. Зато
время лелеяло и взращивало другое ответвление болезни. Я не на
шутку сторонился девочек и женщин. Я избегал разговоров с ними. Я
боялся смотреть на них. Я прятался от них, в прямом смысле. Из-за
них мне опостылела школа. Иногда я ненавидел их, хотя ненависть
была вообще не свойственна моей натуре. Стыдно признаться, но
однажды в школьном гардеробе (в раздевалке, как мы тогда говорили)
я толкнул девочку, одноклассницу. Её звали Соня, Малей Соня. Мы
снимали с крючков свои пальто, и она случайно коснулась ладонью
моей руки. И я... почувствовал её ладонь, её девичью ладонь... В
ней... была нежность, какая-то особая, непостижимая нежность.
Пожалуй, выражусь иначе, и вы поймёте, о чём я. В её ладони было
тепло... созревающей самки. В её ладони было всё её тело, всё её
девичье, самочье тело. Это случилось вдруг, и что-то во мне
возмутилось, разозлилось даже. И я пихнул её. Она упала, и тут я
увидел её лицо, её губы, набухшие, поддавшиеся обиде. И мне
захотелось поцеловать её... в эти размякшие губы. Я испугался
этого, сорвал пальто и поспешил прочь.
Не знаю, странно это или вовсе нет,
но лишь на двух лиц не распространялось моё, так сказать,
преломлённое восприятие женщины: маму и тётю Женю. Не знаю я, и чем
и где заканчиваются подобные истории. Меня исцелил... кто бы вы
думали?.. Да-да, тётя Женя.
Стукнуло мне тогда семнадцать. Уж
не ведаю, чья это была затея. Мама видела всё, я имею в виду мои
странности, а, следовательно, в курсе была и тётя Женя.
Был вечер. Мамы не было дома. Папа
слишком надолго задержался в очередной командировке и уже давно жил
с другой женщиной. Я читал. К тому времени у меня выработалась
привычка засыпать с книгой. A тётя Женя не оставила своей –
заботиться о нас с мамой и просто быть доброй. Тётя Женя вошла,
предуведомив меня о своём появлении стуком в дверь (ведь я уже
вырос), осторожно придвинула стул к кровати и, молча посидев подле
меня с минуту, сказала буквально следующее: "Дружочек, ты
становишься мужчиной, и, чтобы всё было хорошо, разреши мне – я
очень прошу тебя o6 этом – побыть сегодня твоей женщиной". Я
промолчал, но не оттого, что согласие не требовало слов, – меня
просто взяла оторопь, так не увязывались эти слова с моей, прошу
прощения, неполноценностью.
Тётя Женя поднялась со стула и
погасила свет. Что-то слышно порхнуло, обдавая меня дурманным
ароматом жасмина, и тёплое женское тело оказалось рядом и задышало
на меня своим особым, возбуждающим духом. Отвечая на этот зов,
каждая клеточка моей плоти задрожала, вернувшись своей плотской
памятью на пять лет назад. "Обними меня", – прошептали её губы
близко-близко. Мои руки, позабыв девственный стыд, подчинились её
команде. "Поцелуй"... Я безотчётно упивался. Секунды. Вдруг там,
внизу, под животом, я ощутил какой-то перевёртыш, что-то
переходящее из мучительного в сладостное и наоборот. Сознание
поплыло. Я откинулся на подушку. "Всё хорошо. Так и должно быть, –
пробудил меня родной голос. – Отдохни"...
