После отлета царицы Белый дворец снова затих, как и две недели назад, когда искали на севере сбежавшую Ангелину Рудлог. Все так же сновали по светлым ажурным коридорам неутомимые слуги, важно шагали по мраморным полам делегации от пустынных племен, щебетали в своих покоях оставшиеся без мужчины нани-шар, драконы, вовлеченные в дело возрождения Песков, работали наравне с людьми — охраняли рабочих, прокладывающих дорогу, искали воду, лечили, помогали управлять Истаилом. Но Владыка Нории, пусть и занятый делами, тосковал, и тоска эта разливалась по покоям и коридорам дворца терпкой горечью, спасти от которой не могло даже самое сладкое вино.
Драконы, подавленные тенью печали, один за другим улетали из Истаила на далекие окраины, туда, где повелено было поселиться, чтобы оживить еще несколько километров пустыни вокруг заполняющегося людьми города. Печали этой они страшились едва ли не больше, чем его гнева — гнев можно было пережить, а тоска разъедала и так покореженные души.
В день, когда улетала красная принцесса, новость быстро распространилась по дворцу, и со всех покоев поспешили ко внутреннему двору драконы — не веря в то, что это правда, желая увидеть все своими глазами. Но не посмели выйти, повинуясь мысленному запрету Владыки. И только когда Четери с Ангелиной скрылись с глаз, Нории опустил запрет. Во двор выходили его соплеменники и останавливались, не осмеливаясь задать вопрос. А он разглядывал их и ощущал плещущие волны недоумения, злости, разочарования, печали — и отдельных вспышек понимания. Взгляды жалили, взгляды судили и приговаривали его — как предателя, как соучастника убийства. И он молчал, ожидая, кто же осмелится первым.
— Нории! — мужчины расступились. Сквозь толпу собравшихся скользила Огни, тонкая, напряженная. — Скажи мне, что она вернется, прошу!
Она почти умоляла, вглядываясь в его лицо — младшая сестра, потерявшая слишком много, чтобы не иметь оснований для гнева.
— Я не знаю этого, Огни-эна, — мягко ответил он, но в голосе его слышалось предупреждение.
— Ты отступился? — неверяще спросила она. — Отступился? — глаза драконицы полыхнули багровым, и стоящий рядом Ветери предупреждающе взял ее за руку. Женщина с шипением отбросила ее.
— Горе застит тебе глаза, сестра, — ответил Владыка, не повышая голоса, но все почувствовали, как начинает потрескивать воздух вокруг. — Не говори того, о чем пожалеешь.
— Застит? — прошипела она отчаянно, уже не обращая внимания на то, что они не одни. — Не мои ли глаза видели сейчас, как ты отпускаешь ту, что обязана нам жизнь свою отдать? На что ты променял судьбу своего народа, Нории? На ублажение красной шлюхи? Для чего умирали Владыки в проклятой горе? Чтобы остался тот, кто слишком слаб, чтобы нести на себе бремя выживания нашего племени?
