Бухнер резко отвернулся от окна, несколько секунд внимательно смотрел на красавицу, после чего признал:
— Вы умны.
— Спасибо.
Вернулся в кресло и вылил в бокал женщины ещё остававшееся в бутылке вино.
— Двести тысяч человек — это очень много. Там, внизу, появляются новые центры силы — бандиты, которые правят в трущобах и позволяют себе не считаться с моим мнением.
— Увеличьте армию.
— Армию нужно кормить, и я чётко знаю предел, за который не могу выйти. И я не хочу втягиваться в уличные бои. — Дюк пристально посмотрел в ореховые глаза женщины. Красивые, но внезапно ставшие холодными глаза. — Я строю, Лаура, понимаете? Я один из немногих лидеров Зандра, который строит. И хочет строить.
— Но на ваших ногах — гири…
— Нет. В моем городе появились раковые клетки, и мне требуется средство, чтобы от них избавиться.
— Это средство — я.
Её лёгкая отстранённость заставила Бухнера вздрогнуть. Они оба знали, о чём говорят, ЧТО стоит за словами, и равнодушие женщины ударило Дюка сильнее, чем могла бы ударить дубина.
И он вдруг вспомнил о дополнительной плате, которую Лаура потребовала во время предварительных переговоров. Он тогда удивился, но переспрашивать не стал — согласился, а теперь, глядя в холодные глаза и чувствуя её равнодушие, Борис вдруг понял, какое чудовище впустил в свой город.
— Вы — специалист, — тихо сказал он. Потому что отступать не имел права.
— Самый лучший, — подтвердила Лаура.
Без всякой иронии.
Слегка отстранённо.
* * *
Он всегда был самым плохим. В детском доме. В приёмной семье. В школе. В другой приёмной семье. В подмастерьях… Нет, в подмастерьях он пробыл недолго, меньше месяца, и потому не успел заслужить славу самого плохого. К тому времени, когда его определили учеником в небольшую механическую мастерскую, Боксёр уже имел шесть приводов в полицию и один условный срок, однако это был лишь пятый показатель «на раёне», в соседнем гараже вкалывали по приговору суда двое пацанов с реальными отсидками за плечами, так что Боксёру было куда стремиться.
Куда? Направление стало ясным давным-давно, и будущее не просто вырисовывалось, а, вполне сформированное, терпеливо поджидало героя. К двадцати годам Боксёр должен был угодить в тюрьму во второй раз, выйти по УДО, возглавить небольшую банду, лет пять-шесть жить на всю катушку и к тридцати получить пожизненное как рецидивист. Или погибнуть в перестрелке, не важно — с полицией или с конкурентами.
Однако Время Света изменило чётко прописанный план.
