— Два кольца, два кольца, посередине гоблин! — ни к селу, ни к городу пробормотал Сенечка. И в это время, полицейский фургон, скрипнув тормозами, остановился.
— Приехали! — констатировал Дробила.
Заскрежетал отпираемый замок, и зарешеченная задняя дверца отворилась. На асфальтированном пятачке, эффектно подсвеченный последними лучами закатного солнца стоял сержант полиции Карданный по прозвищу «Бухенсад» и радушно помахивал здоровенной резиновой дубинкой, приглашая задержанных на выход.
«Мы идем за Урукхаем,
Ночь — хоть выколи глаза,
Слышен эльфов смех нахальный
И хоббитов голоса…
Издевательски грянули в ответ гоблины. И Сенечка солидарно, хотя и не совсем в рифму, взвыл блатным фальцетом:
«Раздевают догола!»
Полицейский Карданный выругался и грохнул здоровенной резиновой дубинкой по крылу полицейского фургона.
Был ли сержант Карданный человеком в полном смысле этого слова или нет, оставалось загадкой даже для его непосредственного начальства. Вообще, может ли человек носить мрачное прозвище «Бухенсад», даже если это прозвище намекает всего-навсего на склонность бухать в первом попавшемся садочке? Во всяком случае, сам сержант себя считал человеком и, как полагается исключительной личности, звучал, если не гордо, то громко. Всех остальных представителей разумных существ сержант, если и причислял к человекам, то с некоторой натяжкой. Поскольку зрение у него было черно-белое, то человеками, в понимании Бухенсада могли считаться существа белые и черные, а вот всякие зеленые и голубые — ну никак!
— А ну, голожаберная сволочь, вылазь! — скомандовал сержант и плотоядно улыбнулся.
— Это кого ты сволочью назвал? — угрожающе начал Дробила и полез наружу.
— И не просто сволочью, а, простите, сволочью голожаберной, — подал голос отудобевший Сенечка. Будучи существом слегка образованным, горлум оскорбился не на «сволочь» — это уж, что есть, то есть, а на прилагательное «голожаберная».
— Ага, вы еще и пререкаться вздумали, рожи зеленые! — радостно заорал сержант и снова взмахнул дубинкой.
— Обижаешь, чувак! — переходя на старомордорский, вежливо сказал гном.
Видели ли вы когда-нибудь гнома. Предположим, видели. А видели ли вы боевого гнома? Предположим, тоже видели, хотя бы в кино. Но, ручаюсь, оскорбленного боевого гнома Дробилу вам видеть, еще не доводилось, и в этом вам повезло!
— Ну, обижаешь же, чувак! — Дробила с ленивой грацией вернулся от дубинки.
— А-а, огрызок мохнатый, ты еще увертываться будешь! — взревел разъяренный полицейский, до сих пор весьма гордившийся своим умением убивать дубинкой москита на лету.
