— Ты хочешь оставить меня? Скоро?
Меня охватило огромное, горькое сожаление. Я ведь уже начал учиться жить в согласии с самим собой. Теперь у меня это отбирают. Судьба не раз хотела мне помочь, и провидение посылало ко мне своих ангелов, а я их отталкивал или просто не замечал. Скорее на улицу! Они должны быть там, фонтаны жизни, я найду их! Выйдя из дому, я расставил руки, чтобы случайно не пройти мимо. Погода была сухая, ни капли влаги. Прохожие проклинали меня. Однако я продолжал идти с расставленными руками, в отчаянной надежде найти жизнь и в отчаянии от того, что вскоре буду покинут. Жить с неврастеником — тяжелее самой тяжелой работы, звучали у меня в ушах ее слова. Когда я пришел в ресторанчик, она, как всегда, обслуживала посетителей. Вид у нее был такой, словно ничего не произошло. Мне казалось, что я жил двойной жизнью: с одной стороны что-то длилось в этой вечной ежедневности, с другой — продолжало разрушаться, и была уже выкопана огромная яма. После ужина я ждал, что мы, как обычно, пойдем вместе домой, но она молчала. Лицо ее изменилось, как будто окаменело, в глазах застыла тайна. От одного из клиентов я узнал, что она покидает заведение. В этот вечер мы не сказали больше друг другу ни слова. А я так ждал — хотя бы одно слово, хотя бы один взгляд!
На следующее утро, за завтраком она объявила мне, что уходит. Я провел очень плохую ночь: первую половину вообще не спал, а вторую меня мучили кошмары. Так что состояние мое соответствовало услышанной новости. И сон я видел, что мир стремительно убегает от меня, я, задыхаясь, бегу вдогонку, оказываюсь на пешеходных мостках над пропастью, хочу спастись — но падаю на колючие кусты, и вокруг — дикие звери.
— Мне очень тяжело слышать это, — только и смог я вымолвить.
— Мне тоже очень тяжело от того, что причиняю тебе боль. Но ты почти не разговаривал со мной, все время был погружен в свои мысли. Я даже не знаю, были ли это мысли, я хочу сказать — мысли, как у нас. Ты не сумасшедший, но производишь впечатление сумасшедшего.
— Это потому, что я прав. Потому, что я вижу и знаю. Как тебе объяснить? Ты никогда ничему не удивлялась — когда была в ресторане, или на улице, или со мной? Ты не находишь ничего странного во всем этом? Во всем этом, — повторил я, воздев руки.
— Видишь ли, мы с тобой по-разному устроены. И на вещи смотрим по-разному.
Я сидел в кресле, словно парализованный. Смотрел, как она собирает вещи. Один чемодан, второй. Слышал, как она хлопнула дверцей шкафа в дальней комнате, затем возвратилась, опять что-то укладывала в чемодан, лицо ее при этом ничего не выражало. Наконец она сказала:
