Андрианов не ошибся: это действительно были японские бомбардировщики. Вслед за первыми шестью самолетами снова появилось шесть и еще шесть.
Андрианов подумал: «Гады! Сколько же их налетело! Видят безоружное судно и бросаются, как взбесившиеся собаки. Обнаглели, гады! Это же пиратство, беззаконие Ни в какой здравый рассудок не укладывается. Мы ведь не воюем с ними!»
На какую-то минуту-другую самолеты скрылись, но вот снова послышался шум моторов за кормой судна. Через несколько секунд моряки увидели, что бомбардировщики легли на боевой курс.
По всему судну резко задребезжал звонок тревоги. Моряки мгновенно разбежались по своим местам.
Кочегар Макаренков выскочил на трап из кочегарки. Следом за ним стремительно поднялся и Стыврин, всегда такой медлительный, уравновешенный. По тревоге их сменили у котлов, и они направились, как им было указано, на палубу, к огромному, связанному из манильского троса пластырю, которым закрывают пробоину под водой.
Радченко спустился в кочегарку. Видя, что, оставшись у котлов один, Бахирев обливается потом, он принялся шуровать уголь в топках. Пламя с гулом вырывалось из раскрытой топки, на миг освещая то полуобнаженный торс Бахирева, то накрученное на голову мокрое полотенце. Но едва только он закрывал дверцу топки, как снова все погружалось в темноту.
— Что там? — спросил Бахирев.
— Самолеты налетели на судно! — крикнул Радченко, забрасывая новую порцию угля.
Коренастый, невысокий, всегда чуть медлительный, Радченко вмиг преобразился у топок, работал легко и быстро. Потное лицо его то освещалось, то покрывалось тенью, круглые глаза блестели.
— Японские? — переспросил Бахирев.
Радченко не успел ответить. Раздался взрыв, судно резко вздрогнуло, а в машине погасло электричество. Стало темно. Бахирев понял, что в судно попала бомба. «Вероятно, наверху хлопцам трудно приходится», — подумал он, а вслух выругался:
— Чувствуешь? Японские пираты бомбят… — И еще лихорадочнее заработал лопаткой.
Андрианов стоял на мостике, машинально считал сброшенные бомбы. Демидов резко отдавал команду, а матрос Василий Зверев, стоявший у штурвала, торопливо перекладывал руль. Судно описывало зигзаги, уклоняясь от бомб. Кругом рвались бомбы, подымая огромные всплески воды, поминутно обрушивающиеся на судно. От визга и взрыва бомб стоял адский шум, трудно было что-либо услышать, и Василий Зверев, скорее по шевелившимся губам, нежели по крику, догадывался о командах, отдаваемых капитаном. Он с огромным напряжением быстро перекладывал штурвал то вправо, то влево. По мокрому лицу его катился пот, заливая глаза, но Василий не мог даже подумать о том, чтобы оторвать руку от штурвала, вытереть лицо.
