— Что ж, для этого я привел тебя сюда. Не каждый готов быть героем, и лишаться всего тоже готов не каждый. Хорошо, место в этом подземелье будет стоить дорого, но это все равно будет дешевле половины всего и намного дешевле смерти. Пусть платят, а потом живут, словно крысы, пока не придут те, кто сможет выкопать их отсюда. И еще, когда начнется мясорубка…
— Вы хотели сказать, если, — с вежливой улыбкой поправил мастер битвы.
— Я всегда говорю только то, что хочу сказать, — с такой же улыбкой ответил Фольмар. — Когда начнется мясорубка, в этом подземелье должны оказаться и пару сотен рудокопов на случай, если извне выкапывать окажется некому.
— А Вы? Не хотите остаться здесь? В безопасности?
— Я? Из этих каменных коридоров ничего не видно, Келлир. Ничего. Валлинор — мой город, от башни и дворца до последней мусорной кучи в Пепельном квартале. Если мой город будет умирать, я должен это видеть.
…
— Я тебя поздравляю, ты стал крушителем основ. Стоишь один против целого мира, и он вынужден отступать перед твоим гневом.
— Кто он? — разговор начинал меня раздражать.
— Мир, конечно, — похоже, Высший забавлялся. — Друзья сплотились, тучи развеялись, а враги в ужасе забились в норы.
— В берлоги, — поправил я.
— В какие берлоги? — в этот раз не понял Алифи.
— В большие и темные, — я постарался поточнее сформулировать мысль.
Мы спорили ни о чем, сидя на камнях, греясь под лучами неожиданно разошедшегося сегодня солнца. Зимнее солнце редко бывает приветливым. Выглянет из-за туч на пару минут, взглянет на промозглый мир под собой и вновь возвращается обратно. Может, дом у него там? Сидит себе, попивает кофеек да посмеивается над несчастными смертными. Только изредка, вот как сегодня, выглядывает наружу и начинает топить снег, засучив рукава.
Алифи сидел к Солнцу спиной, я — лицом. Что может быть лучше, чем солнечная ванна зимой? Пусть витамин Д образовывается, говорят, для костей хорошо. Да и под теплыми лучами все тяготы жизни, пусть на несколько мгновений, но все-таки отступают, чтобы потом вернуться.
Бравин не дал мне окончательно уйти в себя и продолжил:
— Так ты считаешь себя революционером?
— Я не понимаю вопроса, Высший.
— Большая часть из того, что ты мне рассказал о себе, о своем пути в эти развалины, своих решениях и поступках, — попросту глупость, — в этот раз с каким-то нажимом возразил Алифи. — Это не борьба с судьбой, это — отчаяние. И поэтому ты не революционер, воюющий за идею, ты…
