— Догадываешься, почему я приказал оставить тебя в живых?
Человек напротив чуть пожал плечами, а потом, словно сообразив, что от него ждут прямого ответа, произнес:
— Не совсем, милорд.
Врет? Или действительно не понимает?
— Думай, Логор. Я спас тебя одного, променяв твою жизнь на жизни всех остальных. Знаешь, сколько их было? Бродяг, прятавшихся по подвалам? Семьдесят три, но спас я одного тебя. Так что в тебе такого ценного, солдат?
— Ничего, милорд. Я такой же, как все.
— Ты не хочешь думать, капитан, ты не слушаешь и не слышишь вопросов, — Энгелар перешел на яростное шипение, и то, лишь потому, что кричать нельзя. — Мне не нужен ты, как не нужны и те семьдесят висельников. Но отличить волка от дворовой псины я еще в состоянии…
Владыка всю свою жизнь играл до конца, до победы, до предсмертного вздоха последнего врага. Будучи сильным и презирая слабых, без страха глядя в будущее и не веря, что время может изменить все. Может. Теперь сила в прошлом, смерть рядом, а смелый взгляд означает поражение. Как бороться, если ты прикован к постели? Когда всё, что ты видишь в глазах окружающих тебя, — презрение. А иногда — жалость. И неизвестно, что бьет больнее — презрение в глазах врагов или жалость во взглядах друзей. И всё, что тебе остается, — сдаться и сдохнуть. Вот только и этого делать нельзя: смерть остановит отряд Геррика — тому уже незачем будет рисковать. Из всего этого затянувшегося кошмара нет выхода. Нет идей и положиться не на кого. Бравин и Ллакур, безусловно, верны и пойдут за своим Владыкой хоть по дороге к Свету, хоть во Тьму, вот только… есть кинжал, но нет рукояти. Геррик не дурак, он осторожен, а рисковать нельзя.
— Только ты можешь знать ответы на мои вопросы. Твоя ценность в ответах, Логор. Для начала, мне нужно узнать, где человек, убивший воинов Алифи. Оставшиеся в живых лаорцы говорили, что он был магом. Мы все знаем, что это невозможно, но только ты имеешь представление о том, как это объяснить.
Он ждал, что человек будет сомневаться, увиливать или уклоняться от прямого ответа. Впрочем, такие, как этот капитан, не увиливают. Прямой взгляд не дрогнул. Вопрос своего Владыки для него всё ещё значил намного больше собственных представлений о чести.
— Это правда, милорд, он — маг.
— Это невозможно, — верить в то, что устои мира, стоявшие тысячелетиями, вдруг перевернулись, причем выбрали для этого захудалый, никому не интересный, разграбленный и сожженный городишко, Энгелар не спешил.
