— Похоже, пользы от нее никакой не будет, — говорит врач. — Я еще никогда не видел пациента, у которого было бы так мало внутренних органов. Даже запасных нет.
— Что вы имеете в виду? — спрашивает Эндрю. Он одет в свою униформу хирурга, на шее висит стетоскоп. Сейчас он выглядит как доктор, а не как бойфренд.
— Я хочу сказать, хм, ну… взгляните сами. — Врач драматическим жестом распахивает на мне халат, и я понимаю, что мое тело открыто всеобщему обозрению. Я хочу спросить, что здесь происходит, но, когда открываю рот, не раздается ни звука. Висит только безнадежная тишина ночных кошмаров.
— Она внутри пустая! — возбужденно восклицает Эндрю, как будто он меня не знает и я представляю собой только интересную медицинскую загадку. — Посмотрите на эти шрамы. Я думаю, что это ее работа.
Я слышу тонкий писк, который означает, что приборы перестали фиксировать биение моего сердца: в любом отделении экстренной медицинской помощи это — звук смерти. «А, так вот оно что, — думаю я. — Я умерла. Смерть из-за отсутствия внутренних органов».
Но, конечно же, я не умерла. Проснувшись и сообразив, что этот жуткий шум издает будильник, я чувствую себя разочарованной. Мне хочется узнать, что произошло дальше.
Этот сон преследует меня весь день и даже всю эту неделю, из-за него я чувствую тупую боль где-то внутри. Я не могу смириться с мыслью, что превратилась для Эндрю в ничто, в очередной кусок мяса на хирургическом столе. Я не могу смириться с тем, что сама виновата во всем, что потеряла его навеки. Думая об этом раньше, я ощущала только пустоту, низкое электрическое жужжание; но сейчас вдруг оно превратилось в вой циркулярной пилы, стало целым океаном тоски в моих венах, пронзительными приступами боли. Я всегда была рада застать его дома, вернувшись с работы, и никогда не думала, что между нами нет ничего, кроме притворства. Нам не хватало стойкости — возможно, но не настоящей тесной близости.
Больно сознавать, что жизнь его идет своим чередом. Хоть Кейт и утверждает, что не знает, встречается ли он с кем-то сейчас, я думаю, что наверняка у него кто-то есть. Эндрю — парень, который оперирует абсолютными величинами. Его «прощай» было окончательным решением. А его предложение руки и сердца имело бы пожизненную гарантию.
Я не уверена, что мне следует написать Эндрю, и решаю подождать до встречи с доктором Лернер на следующей неделе, чтобы спросить об этом у нее. В прошлый раз мы были так заняты разбором Дня благодарения, что исчерпали время до того, как речь зашла об Эндрю. Но поскольку мне не хочется быть похожей на человека, который не может принять решение без совета психолога, а главное, чтобы не дать ей возможность себя отговорить, я тут же сажусь за компьютер и пишу Эндрю письмо.
