Я помню то ненавязчивое прикосновение ее мыслей к моему детскому разуму, ту почти робкую попытку на языке чувств, а не слов, объяснить мне свою любовь. И мой ответ, одинокого брошенного ребенка, по силе ярости сопоставимый разве что с солнечным выбросом. Мне было десять, но говорил я так, словно внутри меня метался демон. Никогда не забуду выражение глаз мамы, когда, проорав в лицо слова, о которых буду жалеть всю свою жизнь, я замахнулся на нее. Самая отвратительная выходка испорченного и эгоцентричного ребенка. Самая ужасная моя ошибка.
Глаза защипало от слез, мгновенно превращавшихся на холоде в обжигающие кристаллики льда. Невольно вздрогнув, я постарался остановить поток этих безрадостных и, наверное, бесполезных мыслей, будивших никому теперь ненужные угрызения совести и бередивших без того незажившие раны. Прикрыв веки, я ощутил, как клубятся Тени вокруг меня, такие же невидимые и неосязаемые для всех, кто не умеет слышать, как океан темной материи, заполняющий космос. Только их убаюкивающий шепот и мог заставить мой разум по-настоящему успокоиться.
Вновь возвратившись к реальности, я перепроверил датчики своей защитной термооплетки и взглянул на отражение в отполированном до зеркального блеска металле площадки. Мои большие темные глаза, выделявшиеся из-под плотной серой шапки, натянутой по самые брови, походили на два болотных камня, забытых кем-то на снегу. По крайней мере, таким бледным мое худое лицо еще никогда не бывало.
Вздохнув, я перевел взгляд на бесконечное снежное полотно впереди, оставив в стороне все мысли о прошлом.
Вдруг холодное, как пустота космоса, предчувствие кольнуло меня невидимой иголкой в спину. Резко обернувшись, я увидел невысокую сгорбленную фигурку госпожи Бавкиды, не спеша приближавшуюся ко мне. Укутанная в черную меховую мантию с глубоким капюшоном, она напоминала черную дыру, искажавшую пространство всюду, где бы та ни появлялась. Временами казалось, что даже свет избегал ее, словно само присутствие наставницы всех лейров заставляло его испытывать страх. Мысленно выругавшись неожиданности визита, я отвесил обязательный полупоклон и быстро отвернулся.
— Я думала, ты еще собираешь вещи, Сет, — тихим, похожим на шелест собственной мантии, голосом обратилась ко мне Бавкида, вставая рядом.
— Давно уже, — буркнул я, пнув валявшийся рядом черный рюкзак, по-прежнему избегая едкого, как щелочь, взгляда престарелой лейры.
— Ах, вот как, — обронила она и на какое-то время замолчала, только и слышно было, как завывает, рассыпая по площадке снег, ветер. Краем глаза я заметил, что Бавкида подняла скрытое в тени капюшона лицо к небесам. Бледный и острый, похожий на выщербленный осколок камня, подбородок зашевелился: — Неужели же опаздывает? На него это не похоже. — Слова были сказаны так, между прочим, но на меня ожидаемое впечатление произвели и потому, не без любопытства, я поинтересовался:
