— Что знать? — осведомился он. — То, что мы с ней некогда были близки? К чему теперь об этом говорить, когда все давно в прошлом?
— Да нет же, — буркнул я, приподнимаясь на лежаке. — Просто я подумал, раз вы хорошо знали маму, возможно, знаете, что с ней случилось. Или, хотя бы догадываетесь. Нет?
На какую-то секунду лицо Аверре утратило свою обычную невозмутимость, став как будто печальным.
— Боюсь, мне придется разочаровать тебя, Сет, — сказал он. — В Ордене не зря тратят столько сил, заставляя алитов забыть свою прошлую жизнь. Все мы слишком зависимы от наших эмоциональных связей, а элийры — особенно. Если за столько лет Бавкида не позволила тебе заняться поисками самостоятельно, то я тем более не вправе что-то говорить.
— Так вы знаете? — Меня сорвало с лежака, и я встал перед наставником почти нос к носу.
— Я не знаю ничего, что позволило бы облегчить твою застарелую боль, мальчик, — ответил он, отворачиваясь. — Забудь об этом. Не вороши прошлое. Оставь его там, где ему самое место. Я не хочу больше к этому возвращаться.
Легко рассуждать об этом человеку, у которого вряд ли вообще в жизни имелась хоть одна сильная привязанность. Ему не понять, как сильно перевернулся мой мир, когда я осознал, что мама больше не вернется. Я не верил, что она погибла, не смотря на то, что все утверждали обратное.
Я и сейчас не верю.
И потому, когда поводок, накинутый Бавкидой, ослаб настолько, что теперь я мог самостоятельно выбирать план действий, я не стану упускать возможность найти единственного человека, которого когда-либо любил. И плевать, понравится это Аверре или нет.
Почти сутки прошли с тех пор, как мы покинули Яртеллу и чуть более двадцати часов, как завершился наш с Аверре разговор. Все это время я продолжал торчать в кубрике, занимая пустоту внутри себя кусками никому ненужной информации. Когда становилось совсем тошно, я начинал бесцельно слоняться по кораблю, минуя при этом рубку, перебирая в голове наиболее изощренные способы пыток, коими мне стоило бы угостить своего новоиспеченного наставника. С тех пор, как он едва не проговорился, меня не оставляло ощущение, что об исчезновении мамы Аверре известно куда больше, чем он стремится показать. А это сводило с ума.
Продолжая бесшумно циркулировать между отсеками, я, сжимая кулаки, время от времени срывал накатывавшую периодами злость на ни в чем неповинных переборках. Все внутри меня так и кипело, подталкивая пойти и вытащить из Аверре правду силой. Но я не представлял, насколько сведущ мастер в искусстве манипуляций разумом, и, если уж говорить по совести, боялся его ответной реакции.
