Он спросил испуганно:
– А сколько должно быть?
Я отмахнулся.
– Наверное, плохо считаю. Или это военная тайна. Все-таки Пентагон – не какая-то никому не нужная Лига Наций. Или ООН. А то и вовсе, стыдно выговорить, МАГАТЭ.
– Видимо, да, – сказал он с облегчением.
– Здесь все строго, – согласился я.
– Очень!
– Хотя военный министр почему-то гражданский.
Он на миг запнулся.
– Наверное, это с чем-то связано…
– Половой ориентацией, – предположил я. – Военные все-таки военные, а гражданские как бы гражданские… Гражданские всегда злее.
Он спросил нерешительно:
– Это результаты опросов?
– Психологии, – пояснил я. – Не им же воевать, это военные все предпочли бы миром, чтобы служить и не воевать. Жалованье у ваших военных такое, что лауреаты нобелевских премий завидуют!
– А какая отдача от лауреатов? – спросил он. – Военные одним своим видом и высоким жалованьем страну защищают.
Я кивнул на большую группу разношерстных людей у главного входа.
– Туристы?
– Да, – ответил он, – нам придется пройти с ними, чтобы не привлекать внимания.
Я кивнул, хорошая мера предосторожности, в Пентагон прут экскурсии за экскурсиями со всех концов страны и мира. Шпионы разорятся снимать всех входящих, вносить в базы, а потом долго и тщательно сверять портреты и прочие антропологические параметры, пытаясь установить, кто из них шпионнее.
На входе снова охрана, но больше декоративная, слишком мундирные, рослые и красивые. Явно наняли из службы эскорта знатных дам, одели в мундиры и велели стоять у входа со значительными лицами.
Здесь, как и везде, главное – сканеры и следящие за мимикой камеры. Мы прошли мимо неподвижных часовых, этих красавцев и тех, что дальше в коридоре, но и те тоже для красоты и значимости, настоящие стражи теперь везде незримы.
На нас никто и не взглянул, народу как муравьев, вот куда уходят деньги налогоплательщиков, да и наши тоже, доллары покупаем за рубли, поддерживая их проклятую валюту… которая на самом деле вообще-то нужна всем, но как не побурчать, это же чуть ли не единственное право, что осталось в странах свободной демократии.
– Нам сюда, – сказал Джон. – Не отставайте.
Мы сдвинулись за колонну в каком-то стиле, а там по коридору, где охранник кивнул ему молча, свернули за угол, лифт тут же приглашающе распахнул блестящие створки.
В кабинке Джон сказал успокаивающе:
– Это недолго. Здание спроектировано так, что в самый дальний уголок можно попасть за семь минут.
– Но мы идем не в самый дальний?
