Я попытался войти с ней в контакт, и хотя она ничего не поняла, я уловил ее заминку, а потом некоторое замешательство. Встав с постели, я направился к ней в комнату. Она очень обрадовалась обществу, мы начали болтать, и печальный настрой ее мыслей заметно смягчился. Уходя, я пообещал взять ее после обеда с собой на рыбалку.
Очень трудно объяснить словами, как сделать мысли-образы понятными. Каждый из нас доходил до этого сам. Вначале это было неуклюжее нащупывание, которое становилось все более искусным по мере того, как мы находили друг друга и практиковались. С Петрой все обстояло иначе. В шесть лет она обладала силой передачи совершенно другого калибра, чем мы, буквально всеподавляющей, но неосознанной и потому совершенно неуправляемой. Я попытался, как мог, растолковать ей, что это такое. Трудность заключалась в том, чтобы подобрать для объяснения достаточно простые слова, понятные в ее неполные восемь лет. Целый час подобных стараний ни к чему не привел. Мы сидели на берегу реки, глядя на поплавки, я почти ничего не добился, а Петра заскучала и перестала даже пытаться понять меня. Видимо, надо было искать другой подход.
— Давай поиграем, — предложил я. — Зажмурь глаза. Крепко-крепко. Представь себе, что ты смотришь в глубокий-преглубокий колодец. Там ничего нет, только темнота. Представила?
— Да, — сказала она, плотно сомкнув веки.
— Прекрасно. Теперь ни о чем не думай, только о том, как там темно и как далеко до дна. Думай только об этом и смотри в темноту. Поняла?
— Да, — повторила она.
— Теперь смотри, — сказал я.
Я показал ей мысленно кролика, заставил его подергать носом. Она фыркнула. Что ж, по крайней мере это доказывало, что она может принимать передаваемое. Уже хорошо. Я стер кролика и придумал щенка, потом цыпленка, потом лошадь с повозкой. Через две минуты она открыла глаза и ошеломленно огляделась:
— Где они?
— Их нигде нет. Это просто мысли, понарошку, — объяснил я. — Игра такая. А теперь я закрою глаза. Давай вместе посмотрим в колодец и ни о чем не будем думать, кроме того, как там темно. Теперь твоя очередь нарисовать картинку на дне колодца, чтоб я мог ее увидеть.
Я играл старательно и настроил свой мозг на абсолютный прием. Самый чувствительный. Как я ошибся! Вспышка, ослепительный свет, общее впечатление, что в меня ударила молния. Меня закачало в мысленном тумане. Никакого представления о том, что она показывала, не осталось. Горько протестуя, включились остальные. Я объяснил, что происходит.
