Куколки | страница 19
— Ну конечно же, дядя Аксель, — уверял я.
— Ты об этом больше никому никогда не рассказывал?.. Совсем никому?
— Нет, это же секрет, — сказал я, и он вздохнул с облегчением.
Отбросив одну изжеванную травинку, он взял из стога другую и долго, тщательно грыз ее и выплевывал, потом посмотрел на меня в упор:
— Дэви, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты дал мне слово.
— Какое, дядя Аксель?
— Я хочу, — очень серьезно сказал он, — я хочу, чтобы ты хранил это в тайне. Я хочу, чтобы ты дал мне слово никому, слышишь, никому не рассказывать то, что ты мне сегодня рассказал. НИКОГДА. Это очень важно. Позже ты поймешь, насколько это важно. Ты не должен делать ничего такого, что даст кому бы то ни было повод даже заподозрить это. Обещаешь?
Его суровая настойчивость произвела на меня большое впечатление. Никогда не говорил он со мной так серьезно. Я понял, что, давая ему слово, клянусь в чем-то гораздо более важном, чем могу себе представить. Он смотрел мне в глаза, пока я произносил слова обещания, и удовлетворенно кивнул, увидев, что я действительно собираюсь его исполнить. В знак договора мы пожали друг другу руки. Потом он сказал:
— Лучше всего тебе было бы совсем забыть об этом.
Я подумал хорошенько и покачал головой:
— Я, наверное, не смогу, дядя Аксель. Никак. Я хочу сказать, что это просто есть во мне. И стараться забыть это все равно что… — Тут я остановился, не в силах выразить словами то, что хотел сказать.
— Все равно что забыть, как говорить или слышать? — продолжил он.
— Вроде этого, только по-другому, — признался я.
Он кивнул и снова задумался, потом спросил:
— Ты слышишь слова в уме?
— Не то чтобы «слышу» и не то чтобы «вижу». Они… вроде каких-то образов… и если при этом их называть словами, то они делаются яснее, их тогда легче понимать…
— Но у тебя нет необходимости пользоваться словами, выговаривать их громко вслух, как ты только что делал?
— Нет. Просто это иногда помогает делать их яснее. Отчетливей.
— Это еще помогает делать все гораздо опаснее для вас обоих. Я хочу, чтобы ты еще пообещал мне никогда больше не говорить при этом вслух.
— Ладно, дядя Аксель, — согласился я.
— Когда ты станешь старше, ты поймешь, насколько это важно, — сказал он и принялся настаивать, чтобы я вынудил Розалинду пообещать то же самое. Я не стал ему ничего говорить о других, потому что он и без того очень встревожился, но для себя решил, что их тоже надо заставить дать слово. Под конец он снова протянул мне руку, и мы еще раз очень торжественно поклялись хранить тайну.