«Что мы тут всякой ерундой занимаемся! Все об учебе да об учебе! А давайте выдвинем на предстоящую Всесоюзную партконференцию нашего дорогого и горячо любимого ректора…». Сказал — и сказал. 1988 год — мало ли что кто с трибун говорил. Собрание спокойно осуждало плановые вопросы. Клиент не успокоился, при принятии решения он встал и потребовал: «Я же внес предложение! А давайте голосовать…». Сказать: «Вопрос не внесен в повестку дня и мы не проводили по нему прений» — ведущему не хватило опыта. Да и ректор сидел в президиуме рядом с ним. И присутствующим предложили голосовать. Примерно половина зала в шахматном порядке подняла руки. Считать не стали, но спросили, кто против, — а ректор и проректора внимательно взглянули в зал: поднялось две руки. Сочли, что если при регистрации было 270 человек, а два проголосовали против, то 268 — однозначно «за».
Райком партии, правда, кандидатуру выдвигать для утверждения на Пленуме горкома отказался. Но соратники в «Огоньке», «Московских новостях», самом институте — начали позже ставшую привычной истеричную кампанию, возмущаясь «нарушением ленинских норм партийной жизни». В институт приходил народ на разрекламированные открытые лекции — их снимали на камеры и объявляли, что они собрались в поддержку выдвижения ректора делегатом партконференции… И на Пленуме горкома отказывавшемся голосовать за его кандидатуру, тогдашний генсек сказал: «Да ладно… пусть и он будет…».
Потом по схожей схеме избирали на Съезд народных депутатов СССР, где за смелые слова об «агрессивно-послушном большинстве» депутаты, составившие «Межрегиональную депутатскую группу», избрали его своим сопредседателем — наряду с Ельциным, Поповым и Сахаровым. Затем, в 1991 году, на дополнительный выборах — на Съезд народных депутатов РСФСР. Это были его звездные годы. Он передвигался с академической солидностью, почти не поворачивая головы, чуть замутненным от размышлений о судьбах России взглядом смотря сквозь окружающих, и важно повторял свою гениальную фразу:
«Скажем прямо… все кругом… фекалии…»
Правда — иногда он солидность терял. Когда в марте 1988 года была опубликована статья Нины Андреевой, в которой впервые происходящее в стране пусть и не в самой живой лексике, но было названо своими именами, он, его соратники вокруг, его клиенты в институте замерли и прижали головы. Злые языки утверждали, что он почти не выходил из своего кабинета. В отличие от Гайдара склонности к виски у него не было — предпочитал коньяк. И в течении двух недель, в ответ на все вопросы по работе института — глядя расфокусированным взглядом отвечал одно: «Перестройка в опасности». Но на то они и злые языки. В августе 1991 года останавливающим танки его тоже никто не видел…
