— Но людей сразу с двумя подобными увечьями можно увидеть не так уж часто. Может быть, ваш глаз выбит стрелой? А спину повредила алебарда или копье?
— Насчет глаза вы попали в точку, а вот со спиной промахнулись.
— Принимая во внимание ваш возраст, сэр, я бы предположил, что это случилось во время Невольничьей войны.
Эйджер начал испытывать любопытство к этому странному молодому человеку.
— А что вы можете знать о Невольничьей войне? — спросил он.
— Меня интересует все, что с ней связано, — на удивление серьезно отозвался юноша. — В какой битве вы получили свои раны? Или, может быть, вам нанесли их в разных боях?
— Это была битва при Глубокой Реке, — ответил Эйджер.
Реакция молодого человека ошеломила его. Глаза юноши загорелись, точно фонари, и приглушенным голосом он проговорил:
— Я много лет искал вас.
— Меня?
Юноша порывисто помотал головой.
— Нет, нет. Я хотел сказать — искал кого-нибудь, кто участвовал в той битве.
Эйджер подался вперед, отодвинул свою кружку и спросил:
— Как, вы сказали, ваше имя?
— Я не называл его, — спокойно ответил юноша. — Меня зовут Пайрем.
Эйджер кивнул, пытаясь припомнить, откуда ему знакомо это имя, и память не подвела его.
— Знавал я одного Пайрема, — задумчиво произнес он. — Это было много лет назад.
— На Тиире живет немало Пайремов, — заметил молодой человек.
— Тот, о ком я говорю, был солдатом. Во время Невольничьей войны он служил под моей командой.
— Он сражался вместе с вами в битве при Глубокой Реке?
Эйджер покачал головой и отвел взгляд в сторону. Его единственный глаз, серый, как зимнее небо, всматривался теперь куда-то в голубоватый дымок, просачивавшийся с кухни в зал для гостей.
— Нет, к тому времени его уже не было в живых. Ему в легкие попал отравленный воздух. Он умер в бреду — ему казалось, будто рядом с ним были его жена и дети…
Горбун вновь взглянул на молодого человека.
— Большинство наших потерь в той войне были вызваны болезнями, а вовсе не сражениями. Ты знаешь об этом?
Пайрем прищурился.
— Я припоминаю, что где-то читал об этом.
— Ты умеешь читать? — вырвалось у потрясенного Эйджера невольное восклицание. Люди, искусные в чтении, встречались ему нечасто, и в сидевшем перед ним мальчике он почувствовал нечто большее, чем можно было предположить, взглянув на его крестьянскую одежду. Эйджер попытался разглядеть руки юноши — однако в зале царил полумрак, и это ему не удалось.
— Выучиться чтению не намного труднее, чем освоить землепашество, — отозвался Пайрем, по-прежнему не возвышая голоса.
