— Рана все еще немного кровоточит. Да и огонь скоро потухнет. Я принесу еще дров.
— Надеюсь, что эта рана не станет кровоточить целых два года, подобно его последней страшной ране, — произнес Линан и тотчас же пожалел о сказанном. Ему вовсе не хотелось, чтобы его слова прозвучали так бессердечно. Однако было уже поздно, и Камаль бросил в его сторону свирепый взгляд.
— Будьте столь любезны и присмотрите за ним, пока меня не будет, — мрачно буркнул он и вышел.
Неожиданно разозлившись, Линан попытался вспомнить о своем королевском достоинстве — однако он остался в комнате один, и не было никого, перед кем он мог бы проявить высокомерие. Так что юноша вынужден был вернуться мыслью к реальному положению вещей. Он с горечью подумал о том, что Камаль заслуживал лучшего отношения к себе. И кого он, Линан, в конечном счете хотел обмануть? Его королевское достоинство могло по праву сравниться с большой навозной кучей — в отличие от старших сводных братьев, в жилах которых текла голубая кровь, потому что они были рождены Ашарной от двух ее первых знатных мужей. Камаль был прав: ему не суждено добиться истинно высокого положения при дворе. Его родная мать, королева, делала все возможное, чтобы уделять ему как можно меньше внимания. Линан отдавал себе отчет в том, что именно в ее отношении к нему крылась причина его настойчивого желания узнать как можно больше о своем отце. Линан думал, что кровь его отца бурлила в его венах сильнее, чем кровь матери. Однако генерал Элинд Чизел не был для него даже воспоминанием. Его образ складывался из сказок и анекдотов, из уроков истории и досужих разговоров. «Величайший солдат Кендры», — сказал о нем Эйджер.
Тут Линан с признательностью вспомнил о горбуне и испытал неожиданное волнение. Он прислушался к дыханию Эйджера, поверхностному, но ровному, и коснулся ладонью лба раненого, проверяя, не прошла ли лихорадка. В этот миг кто-то вошел в комнату, и Линан обернулся, ожидая увидеть Камаля.
— Быстро ты… — начал он было и остановился, увидев невысокого, хрупкого юношу с пышной копной волос на голове — которая, казалось, не желала подчиняться никаким гребням.
— Олио!
— Добрый вечер, б-б-рат, — произнес Олио, и неуверенно подошел к постели. — Это он?
— Кто — он?
— По пути сюда я встретил Камаля, бежавшего по коридору. Я спросил его, куда он так спешит, и он прокричал что-то о каком-то раненом.
С этими словами Олио участливо посмотрел на несчастного Эйджера. Из всех сводных братьев Линана Олио был единственным, находившим для него время, а его утонченная и мягкая натура позволяла Линану легко мириться с высоким происхождением его отца. Даже в те времена, когда сам Линан был несмышленым ребенком, только Олио из всей королевской семьи признавал его равным себе.
