Теперь Камаль нес его по каким-то ступеням, и каждое движение коннетабля гвардии заставляло все тело Эйджера содрогаться от приступов боли, пронзавших его. Внезапно, что было совсем уж странным, у него зачесалась кожа, закрывавшая его пустую глазницу. Невольно он застонал и почувствовал себя крайне униженным. Он опять попытался что-то сказать, и снова Камаль велел ему заткнуться.
Наконец они оказались в самой роскошной комнате из всех, какие Эйджеру когда-либо приходилось видеть. Одна ее стена была полностью закрыта ярким блестящим гобеленом, а в камине у противоположной стены пылал огонь. Тут Камаль опустил тело Эйджера на что-то, показавшееся раненому отличным шерстяным тюфяком, потому что ощущение полета не исчезло. Он слышал, как разговаривали между собой Камаль и молодой человек, но почему-то смог разобрать лишь отдельные слова, которые ничего ему не объясняли.
Несмотря на тепло, исходившее от камина, Эйджера трясло, словно от озноба. Он всеми силами пытался унять дрожь, однако эти попытки ни к чему не привели. Боль в боку стала нечеловеческой, он хотел закричать — но вместо крика из груди вырвался лишь слабый стон. Он попытался дотронуться до источника боли, однако вместо человеческой кожи его рука коснулась чего-то твердого. Может быть, его трясло так сильно, что Камаль был вынужден пригвоздить его к кровати? Эта мысль развеселила Эйджера, и если бы он мог, то рассмеялся бы.
Вскоре он осознал, что в комнате появился кто-то еще. Это был невысокий бородатый человечек, говорившего что-то монотонным голосом, который смешивался с другими голосами. От Камаля и от юноши этого человечка отличал до странности знакомый запах, и мгновение спустя Эйджер понял, что это был запах обнаженного меча. Сердце горбуна наполнилось тревогой.
«Нет, нет, — подумал он. — Это врач. Я возненавижу этого человека, как пить дать».
Доктор осторожно положил ладонь на лоб Эйджера. Взгляд горбуна встретился со взглядом добрых карих глаз, потом рука доктора скользнула к боку раненого и коснулась предмета, торчавшего из тела. Однако доктор не стал двигать этот предмет, чего так боялся Эйджер. Напротив, он отступил и вновь заговорил со своими собеседниками. Через несколько мгновений он снова подошел к Эйджеру и мягко произнес:
— Сейчас вам придется испытать такую боль, какой никогда прежде испытывать не приходилось.
«Из моей спины торчала та проклятая секира, а уж больнее этого ничего не может быть», — попытался было сказать Эйджер, но вместо слов с его губ сорвались лишь нечленораздельные свистящие звуки.
