Так началась новая жизнь Егора в Великом Новгороде.
Двор боярина был богат. Тут и конюшни, и скотный двор, хранилища, ремесленные холобуды, откуда доносился звон молотка, да из окон валил дым с запахом калёного железа. Но особенно поразили Егора хоромы. Они были в два этажа. Там, у них в деревне, боярский двор был гораздо беднее: небольшая конюшня, такой же скотный сарай. Хоромы, как у всех в деревне, одноэтажные. А тут.... Надо же! Широкий, в несколько ступеней, крылец под навесом. Удивили окна. Через них было видно, что делается внутри. Парню подумалось, что там ничего нет.
— Эй, — Егор окликнул возницу, — а кто слудь[10], — он показал на окно, — вытащил?
Возница догадался и рассмеялся от души.
— Там стекло...
— Стекло? — переспросил Егор.
— Стекло, — ответил тот и пояснил: — это вместо слуди. Понял?
Парень неуверенно кивнул.
— Ладноть. Потом все узнат и про стекло, и про дитинец, а щас бери... — сам взял два мешка с шерстью, под которыми лежали мешки с зерном.
Егор легко подхватил под мышки пару мешков с зерном, чем очень удивил возницу:
— Однако ж...
Егор пошёл за ним.
Поселили парня в подволок[11] над конюшней. Там уже жили два немца. К Осипу они попали случайно. Нанимались к одному боярину, да пока собрались приехать, того литовцы убили. Возвращаться домой с пустыми руками не хотели. Вот боярин взял их и, как сказал, временно. Да за делами забыл про них. Те, однако, прижились и о себе не напоминали. Осипу нужны были умельцы работать с металлом. Они плели кольчуги, собирали пластинчатые латы, делали серпы, косы, замки... А им нужны были помощники: выжигать уголь, ездить к заливу за рудой и помогать выплавлять металл. Тут уже трудились двое литовцев. Но они не справлялись. Вот и решил боярин задарма взять поправившегося ему молодца, пусть-ка поучится. Смотришь, и сам станет умельцем. Что ему в деревне киснуть? Не знал боярин, что у Егора появилось одно тайное желание: заработать тридцать рублей и отдать их боярину, чтобы со спокойной совестью вернуться домой. «Домой!» — с тоской думал он. Но, признаться, не так тосковал он по дому, как по ней, дорогой его сердцу Марфуше. Он с нежностью, простив ей тот невольный крик, вспоминал, как она, не боясь родительского осуда, вопреки словам матери твёрдо заявила: «Нет». Ему родители рассказали, как она осадила мать. «Только бы вот... не отдали её. Но нет! Она будет ждать меня!» — почему-то самоуверенно думал он. «Но!» — машет парень кнутом, погоняя коней, тянущих короб с рудой. Немцы определили его возницей в помощь литовцам, которые занимались доставкой руды. И так месяц за месяцем, между немцами и литовцами. К концу года он не заметил и сам, как чисто научился говорить на обоих языках. Удивлялись таланту русского парня и немцы, и литовцы.
