Маски вновь разбредаются по зале, паясничают, поют. Вдруг сзади Саши кто-то стал читать стихи:
Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман,
Исчезли юные забавы…
Саша оборачивается. Этих строк он никогда не слышал! Саша давно уже переехал с родителями из Тульской губернии в Петербург. И за всеми стихотворными новинками следит исправно. Слух на стихи у него чуткий. Он ловит каждое слово, и с каждым словом сердце его бьется все сильнее и сильнее. Стих — поразительный! Но вдруг невысокий толстенький человек в маске арапа, читавший стихи, замолкает и быстро исчезает в толпе масок. Замолкают и остальные читающие. А некоторые из масок тут же поднимают перед собой большие картонные листы. На одних листах крупно написана буква «Ш». На других — «Ф». Что означают буквы «Ш» и «Ф», Саша знает. Подслушал сегодня ненароком родителей, которые говорили «филер» и «шпион», обещая этого, на букву «Ф», проучить.
Ага, вот и он! Наискосок через залу шествует столоначальник Департамента Просвещения Адуев. Он не глядит на маски, не глядит и на картонные листы. Он ухмыляется. Он и так все знает! И кому надо о вольнодумстве на вечере у Даргомыжских доложит!
Саша от огорчения даже топает ножкой. Противный Адуев! Из-за него оборвал стихотворение толстенький арап. Мелодия этого стиха не дает Саше покоя. Он обязательно положит его на музыку, хоть учитель и не позволяет делать этого. Он напишет простую и правдивую музыку. Конечно правдивую! Ведь без правды для Саши музыки нет.
— Молодой человек! — кто-то легко хлопнул Сашу по плечу. — Хотите дослушать конец?
Саша испуганно кивает, и сквозь гудящую залу на него снова плывут стихи. Может, это даже и не стихи, а сама музыка поэзии:
Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман…
— Да вы, я вижу, вовсе и не слушаете, — говорит молодым и задорным голосом толстенький арап. — Даром я только стараюсь! — арап звонко смеется. — Зато я слышал, как вы сегодня на фортепьянах играли. Великолепно, надо сказать! А я вот тоже… Стишками забавляюсь… Рифмы для меня — пустяк. А позвольте представиться: Пушкин! — звонко выкрикнул арап, и Саша от неожиданности сел в кресло… Он увидел выставленную вперед ножку в коричневых, до колен, панталонах и бледном чулке, и от страха, что с ним беседует великий поэт, о котором шепотом говорят по вечерам родители, закрыл глаза.
— Ну Левушка, ну разбойник! — доносится как сквозь вату до Саши.
— Сейчас же приведи молодого человека в чувство! Добро бы нас пугал!
