Он чувствовал себя разбитым, не в силах испытывать то огромное облегчение, которое ему следовало бы испытать. Ему было невероятно грустно. На какое-то мгновение его взгляд остановился на Роуан. Она тоже, казалось, потерялась в печали, закуталась в нее, и ее глаза следили за танцующей фигурой, теперь уже отчетливо напевавшей мелодию, которую Майкл знал и любил.
Наконец Майкл нашел аппаратуру — современную стереоустановку, выглядевшую почти мистически технологичной, с сотнями крошечных цифровых экранчиков и кнопок. Провода от нее ползли во всех направлениях к динамикам, подвешенным на равных расстояниях вдоль стены.
Майкл наклонился, пытаясь прочитать название диска в проигрывателе.
— Это как раз то, чего она хочет, — сказал Стюарт, продолжая смотреть на женщину. — Просто включите. Она постоянно это слушает. Это и есть ее музыка.
— Потанцуй с нами, — попросила Тесса. — Разве тебе не хочется потанцевать с нами?
Она шагнула к Эшу, и на этот раз тот не смог устоять. Он взял Тессу за руки, потом обнял, как мужчина обнимает женщину в вальсе, в современной интимной позе.
Майкл нажал на кнопку.
Мелодия началась с низких, пульсирующих басовых нот, медленно поплывших из многочисленных динамиков; потом вступили трубы, ровно и жарко, перекрывая слабый голос клавесина, подхватывая ту же мелодическую нить и забирая первенство, за ними следовали струнные.
Эш повел свою партнершу грациозными широкими па по плавному кругу.
Это был Канон Пахельбеля[12]. Майкл сразу его узнал, но исполнялось произведение так, как он никогда не слышал: в искусной аранжировке, с полным звучанием духовых, что, наверное, и задумывал композитор.
Могло ли вообще существовать нечто более грустное, чем это сочинение, что-либо более далекое от романтики? Мелодия нарастала, выходя за пределы стиля барокко, трубы, струнные, клавесин теперь пели собственные партии с душераздирающей яркостью, и от этого музыка казалась одновременно и вечной, и исходящей из глубины души.
Она несла танцующих, их головы мягко склонялись, их широкие движения были изящными и медленными и безупречно следовали инструментам. Эш теперь улыбался так же открыто и просто, как Тесса. А когда ритм ускорился, когда трубы начали выводить трели с идеальной осторожностью, когда волшебным образом в композицию вплелись голоса, их танец становился все быстрее и быстрее, и Эш почти играючи поворачивал Тессу все более и более дерзко. Ее юбка развевалась, маленькие ноги двигались с бесконечной грацией, каблуки негромко постукивали по деревянному полу, на лице сияла улыбка.
