Она глубоко вздохнула. Это, пожалуй, была самая сильная душевная боль, какую только она когда-либо чувствовала. Всю свою жизнь Мона тревожилась о ком-нибудь: о матери, об отце, о Старухе Эвелин, о людях, которых любила. И она познала множество горя, особенно в последнее время. Но тревога за ребенка была чем-то совершенно другим; она пробуждала в ней страх настолько глубокий, что он походил на панику. Мона заметила, что снова прижала ладонь к животу.
— Морриган… — прошептала она.
Что-то шевельнулось внутри ее, и Мона посмотрела вниз, только глазами, не наклоняя голову.
— Что-то не так? — спросила Мэри-Джейн.
— Я очень беспокоюсь. Но разве это не нормально — бояться, что что-то случится с твоим ребенком?
— Да, это нормально, — согласилась Мэри-Джейн. — Но в этой семье множество людей с той гигантской хромосомной спиралью, и у них ведь не рождались чудовищно уродливые дети. Я хочу сказать, ты же знаешь всю историю этих союзов?
Мона не ответила. Она думала. Какая, собственно, разница? Если ее дитя не в порядке, если это дитя… Мона заметила, что смотрит на зелень снаружи. Была еще первая половина дня. Мона подумала об Эроне, лежавшем в похожем на ящик склепе в их мавзолее, на полке над Гиффорд. Восковые чучела, накачанные какой-то жидкостью. Не Эрон, не Гиффорд. И с чего бы Гиффорд в ее сне копать яму в земле?
Тут Моне пришла в голову дикая мысль, опасная и кощунственная, но на самом деле не такая уж удивительная. Майкл уехал. Роуан уехала. Этой ночью Мона могла бы выйти в сад одна, когда никто уже не будет бодрствовать во всем доме, могла бы выкопать останки тех двоих, что лежали под дубом; и своими глазами увидеть, что это такое.
Единственной проблемой было то, что Мона боялась это сделать. Она много лет подряд смотрела множество фильмов ужасов, в которых люди совершали подобные поступки, тащились на кладбище, чтобы выкопать какого-нибудь вампира, или вдруг решали в полночь выяснить, кто лежит в какой-то могиле. Мона никогда не верила в подобные сцены, в особенности если герой проделывал все это самостоятельно, в одиночку. Это было бы уж слишком страшно. Для того чтобы выкопать какое-то тело, надо иметь куда больше храбрости, чем у Моны.
Она посмотрела на Мэри-Джейн. Мэри-Джейн, видимо, закончила хлебный пир и сидела, сложив руки и пристально глядя на Мону, что слегка нервировало. Глаза Мэри-Джейн приобрели тот мечтательный блеск, который появляется в момент, когда мысли просто блуждают, взгляд не пустой, но обманчиво сосредоточенный.
