К полудню пароходик подошел к первой пристани. Крутые берега отвесной стеной уходили вверх. Никакого причала здесь не было. Сходни были сброшены прямо на кромку суши в том месте, где от основания обрыва были пробиты вверх ступени. Причальный трос крепили к корявому стволу старой ивы, прибитой половодьем и теперь намертво вросшей в песок.
Не успел «Зюйд» пристать к берегу, как наверху показался человек в высоких сапогах, стеганом ватнике и защитного цвета фуражке. Ладонью он прикрывал от солнца глаза, стараясь разглядеть кого-то на палубе. И только когда пароходик почти вплотную подошел к обрыву, человек радостно закричал:
— Пелаге-ея! Ну как, везешь?
— Везу, везу! — отозвалась уже знакомая тетка с мешками, сорвав с себя белую косынку и размахивая ею над головой.
Как только мостки коснулись земли, человек в фуражке бросился на палубу, не обращая внимания на ругань матросов. Даже не поздоровавшись, он подбежал к грузу и начал ощупывать сквозь мешковину что-то похожее на свернутые шланги.
— Никак два? — изумленно воскликнул он.
— Два и есть, — не без гордости ответила Пелагея, уперев в бедра толстые руки и бросая победоносный взгляд.
— Вот баба! — искренне удивился человек и, обращаясь к Николаю, добавил: — Сущий черт в юбке! Для колхоза чистый клад. Мы с председателем, дорогой товарищ, два года бились, выпрашивали электродоильные аппараты в сельхозснабе. Черта с два выпросили! Послали Пелагею Ильиничну, а она, гляди, — целых два агрегата везет.
Не переставая удивляться, человек легко подхватил оба мешка и поспешил на берег. Паренек с сахарного завода вызвался помочь тетке Пелагее. Он поднял на плечо тяжелый ящик и, покачиваясь, направился к сходням. Второй ящик женщина хотела нести сама, но Званцев молча взвалил его на спину и, согнувшись в три погибели, потащился следом за Пелагеей, которая утицей плыла вдоль палубы.
Наверху уже было много народу. Какие-то люди грузили на пароход фанерные ящики с броской надписью «Не кантовать».
Парочками расхаживали колхозные девчата, пришедшие за три километра встретить пароход. На них были розовые и ядовито-зеленые береты, а быстрые пальцы перебирали концы пестрых газовых косынок, небрежно наброшенных на плечи.
Девчата щелкали кедровые орешки и, небрежно поплевывая шелухой, бросали озорные взгляды на матросов. Некоторые отпускали в адрес ребят колкие словечки.
Матросы отшучивались грубовато, но беззлобно. Звали ехать с собой.
Девчата прыскали в кулаки, громко перешептывались и заливались смехом.
