— Я своего "Красавчика" никогда не бил и не бью, а он меня всегда слушается.
— Так вы его принесете? — продолжал господин Фриш, — я за это вам заплачу отдельно.
— Благодарю; лично мне никакой платы не нужно, если я соглашаюсь привести сюда своих зверьков, то только ради того, чтобы заставить вас рассчитаться с Гашей; ведь иначе вы не отдадите ей жалованья?
— Конечно, жалованье будет передано вам только после представления, как мы условились, половина сегодня, другая завтра.
Миша, молча поклонился и уже хотел уходить, но господин Фриш удержал его.
— Одно слово — подождите; вы знаете, что вам нельзя выступить на сцену с вашими любимцами в гимназической форме.
— Ах, да, в самом деле… Я об этом не подумал… Впрочем, у меня есть матросский костюм, совсем новенький, раза два-три надетый; как вы думаете, подойдет ли он?
— Как нельзя больше; перед вашим выходом на сцену, я заявлю публике, что один маленький моряк будет иметь честь представить ей заморского голубя "Красавчика" и заморского зайчика "Орлика". Эффект получится полный.
— До свиданья, — сказал Миша, направляясь к выходу.
— Еще одно слово, — снова остановил его господин Фриш.
— Что прикажете?
— Послезавтра я уезжаю с моей труппой в соседний город; придется опять призвать плотников для разборки нашего цирка; но, как вам уже известно, здешние плотники так не ловки и не умелы, что снова могут поломать деревянные стропила, а потому не будете ли вы так любезны придти, когда для вас удобнее, сделать все это под вашим наблюдением, за что, конечно, не откажетесь взять плату; тут будет уже личный ваш труд…
Миша медлил с ответом; господин Фриш ему был крайне не симпатичен, а после его выходки с Гашей в особенности; в первую минуту он хотел отказаться, но мысль заработать лишний грош, который при их скудных средствах пойдет на пользу той же Гаше и избавит маму от лишнего сиденья над шитьем, заставила его согласиться.
— До свиданья, — сказал тогда господин Фриш, — я жду вас с вашими питомцами не позже половины шестого.
— Будьте покойны и надейтесь на мою аккуратность.
С этими словами Миша отправился домой.
Мария Ивановна и Гаша давно ожидали его; по выражению лица мальчика они сразу догадались, что дело улажено, и когда он вошел в комнату, то, так как он с утра ничего не ел, первым делом заставили его проглотить хоть несколько ложек похлебки, прежде чем начать рассказывать. Мише очень трудно было исполнить их требование; ему хотелось скорее все рассказать, — но он, тем не менее, все-таки повиновался.
