– Ладно, хватит уже, пойдем.
– Знаешь, я тут подумала, что совсем ничего не знаю о твоей личной жизни.
– А у меня ее и нет.
– Твои родители живут рядом?
– Si. На городском кладбище.
– Извини.
– Тебе не за что извиняться.
Она сочувственно улыбнулась:
– Тебе их сильно не хватает?
– Я был так мал, что даже толком не помню, чего там может не хватать. – Он годами старательно стирал малейшие воспоминания, и теперь ему действительно практически удалось избавиться от тоски и пронизывающей боли.
– Лукас…
– Прибереги свое сочувствие для тех, кому оно действительно нужно.
Наверное, ему не стоило огрызаться, но, вместо того чтобы отшатнуться, Клаудиа лишь посмотрела на него бездонными глазами, полными грусти и понимания.
И как только можно быть такой наивной? Особенно после того, что ей довелось пережить?
Глубоко вдохнув, Лукас заставил себя собраться.
Все, хватит. Больше никаких прикосновений и задушевных разговоров.
Не важно, чего она хочет.
Между ними ничего не будет.
Даже если для этого придется собственноручно убить все ее чувства.
Развалившись на диване, Клаудиа читала письмо Бэйли, в котором малышка писала, что отец все-таки ее навестил. И это письмо стало единственным светлым пятном за последние три дня, полные неловких обедов с матерью и молчания Лукаса, отгородившегося от нее после неудачной попытки соблазнения Великой Китайской стеной.
Ладно, секса он не хочет, ну и черт с ним. Но зачем все время от нее прятаться?
Злясь и изнывая от скуки, Клаудиа подхватила одну из сумок, полных нарядов из бутика, и высыпала ее содержимое на кровать. И рассмеялась, увидев, что на вершине образовавшейся кучи красуется черный атласный купальник.
Она сразу же представила песок, солнце и море. Точно, это с ее-то гиперчувствительной кожей. От одной этой мысли ей сразу же захотелось чесаться, но в ней определенно было здравое звено. Слишком уж она засиделась взаперти. Ей нужен свежий воздух. Правда, при всем желании Клаудии не удалось вспомнить, когда ей последний раз не хватало воздуха. Но раньше она и не жила под одной крышей со здоровенным мужчиной.
Где-то в глубине души надеясь, что Лукас все же захочет составить ей компанию, она направилась к его вечно закрытому кабинету.
Она удивленно застыла перед широко распахнутой дверью в святая святых:
– Лукас?
Слыша какой-то неясный стук и скрип металла, она пошла на звук, прошла одну комнату, затем другую, спустилась по лестнице вниз и замерла у очередного порога, любуясь боксерскими грушами и блестящими тренажерами, пока наконец-то не отыскала взглядом сосредоточенно истязавшего себя полуголого Лукаса. Но зачем он так над собой издевается?
