– Вот что, мистер Боумонт, – процедила миссис Риз, – мне не кажется, что домашний прием – подходящее место для разговоров о вашей работе, как вы это называете. Я думаю, что нет более склонного к благотворительности человека, чем я…
Миссис Риз замолчала, устремив оловянный взгляд пугала на Эви, которая не смогла сдержать тихий, сдавленный стон.
– …чем я, – повторила ее мать. – Но с меня довольно разговоров об этих выходцах из Ирландии, которым вы с моей дочерью столь настойчиво помогаете. И я вынуждена попросить вас воздержаться от этих разговоров под крышей моего дома!
– И конечно же, никто не обвинит вас в этом, леди Риз, – осторожно вмешался Уилл. – Как уже заметил капитан Джилбрайд, вы должны во всем винить нас. Мистер Боумонт просто оказал нам любезность, отвечая на наши вопросы.
Эви, у которой к этом моменту так сильно подвело от страха живот, что она опасалась, что уже никогда не сможет выпрямиться, умудрилась благодарно улыбнуться Эндикотту. Но когда Уилл кивнул ей, в ее васильковом взоре появилось предостерегающее выражение: «Держись от этого подальше!»
– Ваше благородство достойно восхищения, Уильям, – изрекла леди Риз таким тоном, что можно было не сомневаться: ничего восхитительного она в его поведении не видит. – Мистеру Боумонту известно, как я к этому отношусь. – Она бросила на Эви многозначительный взгляд. – И я вынуждена настаивать на том, чтобы он больше не распространялся тут о благотворительности, иначе его больше не примут в моем доме.
Как это часто бывало, когда леди Риз сердилась, ее голос поднялся до высоты звука горна, привлекая к себе внимание гостей. Эви с ужасом смотрела на мать, чувствуя, что из-за того, что та может быть такой грубой, ее охватывает нарастающее чувство гнева. Эви прекрасно понимала, что Майкл почти не интересует леди Риз, но ее поведение этим вечером было попросту подлым и выходило за рамки приличия.
– Мама, знаешь, это несправедливо. – Эви едва могла говорить, потому что от гнева у нее сдавило горло. – Майкл – душа благотворительности, и он не заслуживает твоего порицания.
Аделин предостерегающе сжала руку сестры, но Эви была слишком разъярена и унижена, чтобы отреагировать на этот знак. Она привыкла к тому, что мать вечно досаждает ей, причем очень часто на людях. Но напасть прямо на Майкла, добрейшего человека, которого она когда-либо видела, – это все равно, что проткнуть пузырь, до отказа заполненный негодованием и стыдом, которых она больше не могла выносить.
