— Свидимся, не сомневайся.
— Убежит ведь, гад, — сказал один из стражников, глядя вслед Никифорову. — Они, черти, к любому морозу привычные.
— Не убежит, — заверил его Пашка. — Я тундровых псов уже три дня как не кормил. Растаскают его, как сдобную булку, будь спокоен… А ты, начальник, почему такой хмурый?.
— Ты сделал, что я у тебя просил?
— А как же! Этот сопляк сначала от рубежа отъехал версты на три, а потом назад повернул. И за холмиком, значит, спрятался. Да разве такую машину спрячешь. Мы с ребятами ночью и подползли к этому чудищу железному. Глянули, а у него на крупе бочка с керосином приторочена. Только керосинчик уж больно густой и вонючий. Мы бочку, продырявили да и подожгли. Занялась эта дура синим огнем, как миленькая. Мы отползать стали, а она как рванет! Всю тундру кусками железа засыпало. Вот такие пироги, начальник.
— Керосинчиком это вы зря, — сказал Пряжкин, ощущая какое-то нехорошее, тягостное предчувствие. — Не надо было так…
— Назад уже не воротишь, — равнодушно сказал Пашка. — Что было, то сплыло. А за это дело ты мне бутылку будешь должен. Я так понимаю, что это твоей милашки хахаль был, вечный ему покой.
— Что-нибудь случилось? — спросила Наташа.
— Нет, — ответил Пряжкин.
— Но я же вижу!..
— Так, мелкие неприятности…
— Из-за меня?
— Нет.
— Только не обманывай.
— Зачем тебе знать всякую гадость.
— Значит, из-за меня…
— Это не имеет никакого значения. Даже если меня поставят караульным на башню, я не откажусь от тебя.
— Может и такое случиться?
— Все может случиться. Нам сейчас нужно все время быть вместе. Тебя могут похитить. Или устроить какую-нибудь пакость. Все должно решиться завтра. Мы спустимся под землю, туда, где находится командный пункт стратегических ракетных войск. Тебе придется пойти со мной и поговорить с людьми, которые живут там. От твоего выступления зависит очень многое. Конечно, я не заставляю тебя лгать, но постарайся как можно точнее исполнить мою просьбу. Смысл выступления прост: так, откуда ты пришла, — все плохо, здесь — все прекрасно. Ты понимаешь?
— Понимаю. Только оратор из меня неважный.
— Скажи, а там… действительно плохо?
— По-всякому… но там все другое. Тебе будет трудно это понять.
— Не хочешь рассказывать?
— Не хочу растравлять душу. Лучше поцелуй меня.
— Хорошо…
— Ты целуешь меня, как будто в последний раз.
— Я целую тебя в последний раз как невесту. Завтра я поцелую тебя как жену.
— Ты хоть сам веришь в это?
— Да! Да! Да! Верю! Хочу верить!
