Там — в этом его стихотворении — были такие строки: «Разлюбила? Бросаешь? Что же раньше думала ты?.. Не со мной расстаешься, со всеми…». Они стали эпиграфом к нашей пародии.
Сама же пародия называлась «Ты не наша» — и выглядела так:
От меня вечор Анфиса уходила прочь,
Царь-девица, дева-пава, девица-краса.
И смежить до самой зорьки было мне невмочь
Всё видавшие на свете синие глаза.
Иль задаром я секирой, пикой, бердышом
С озорною татарвою бился бесперечь?
Иль задаром я Кучума гнал за Иртышом?
Матка Боска Ченстоховска, Посполита Речь!
Я не аггел, я не ангел и не агнец тож.
Я ватажник, я дружинник и Отчизны сын.
От меня уйдя, иуда, ты навек уйдешь
От червленых наших стягов и родных осин.
От Крылова, Михалкова, Цезаря Кюи,
От безгрешной Ярославны и от чад её…
Проклинаю, свет-Анфиса, рученьки твои!
Чужеземное, не наше, имечко твоё!!!
Пародия эта (в числе других) вот-вот должна была появиться в одном почтенном журнале, мы даже уже читали верстку, и тут — на нашу беду — один из нас (Л. Лазарев), столкнувшись где-то с Наровчатовым, сказал ему:
— А мы на тебя пародию написали!
При этом он — в общих чертах — изложил ему, куда именно направлено жало нашей художественной сатиры, и простодушно поведал, в каком журнале и когда пародия выйдет в свет.
Отнестись к этому сообщению можно было по-разному.
Можно было просто посмеяться, признавшись, что да, действительно, дал повод.
Можно было возразить, сказав, что никакого повода для таких разоблачений он не давал: дело, мол, ваше, ребята, но я считаю, что вы попали пальцем в небо.
Можно было, наконец, обидеться, надуться. Даже попросить нас, чтобы мы эту пародию не публиковали.
Сергей выбрал четвертый путь, более соответствующий его новому социальному статусу.
Ничего в ответ на сообщение нашего друга и соавтора не сказав, он позвонил — сейчас уж не помню, то ли главному редактору журнала, то ли более высокому начальству, — и бедная наша пародия была вынута из уже сверстанного номера, а нам было сделано соответствующее внушение, чтобы мы впредь, сочиняя наши «пасквили», старались не задевать высокое (и даже не слишком высокое) начальство.
Слегка потрясенные (не слишком, но все же) этим предательством, мы слегка посудачили на тему: «во что превратился Сережа». Ведь мы знали его совсем другим.
Еще совсем недавно по Москве ходила шуточная (рукописная) поэма, героем которой был молодой поэт, приехавший из провинции завоевывать столицу, и были там — в перечне его первых столичных успехов — такие строчки:
