– Черт побери, не успели мы до полуночи найти литерный! Группа, к бою! – Лейтенант схватил «МГ-42», стал наматывать запасные ленты на руку и раздавать команды. – Бережем радистку и пленных. Лиза, они на тебе. Хватай по пути Селезня, пусть вас прикрывает. Ясно?
– Да. То есть так точно. А вы… а ты, командир? – Лиза навешивала на себя оружие и подсумки с боекомплектом, пинала пленных, жестом показывая им вставать.
– Выполнять! Бегом-м. Держи курс на восток, квадрат 4 Ж. Сбор там. Мы задержим фрицев здесь и будем уводить их на юг. Боюсь, эта рота не все, кто послан за нами! На той стороне железки тоже могут оказаться немцы. Шишкин, пока не заводи свою коробочку, выдашь нас мотором. Как услышишь стрельбу, уезжай на север, перемахнешь насыпь с железкой, дуй к озеру вдоль реки. Оттянешь их мотопехоту. Вырвешься – встреча с Пешковой и Селезнем в квадрате 4 Ж. Как понял?
– Есть, командир. Что с Матвеичем?
– Я с вами, братцы, – прохрипел раненый, пытаясь приподняться в кузове бронемашины.
– Шишкин, отвечаешь за Матвеича…
– …Командир, палево. Они уже в полста метрах от нас, – сообщил шепотом Васюков, изготавливая свой пулемет к стрельбе, – с собаками идут. Ненавижу этих псин!
– Шишкин, у тебя останутся гранатомет, зажигалки и ракеты. Сохрани их. Как хочешь. Если повезет, напорешься на литерный, ровно в полночь зажги его. Если… если мы не подтянемся, будешь старшим. Машкова встретишь, командует он. Парни, нужно найти эту «Крысу» и замочить ее. Слышите?
Разведчики закивали, даже Матвеич пробурчал что-то вроде «сделаем, командир». По знаку лейтенанта все тихонько рассыпались в стороны, Неупокоев задержался на секунду, мысленно прощаясь со своими товарищами, потому что он знал точно – выжить после обнаружения себя отборными частями гитлеровцев почти невероятно. Но дешево отдавать их жизни он не хотел.
– Васюков, держи канаву и насыпь, я слева. После первой отстрелки уходим южнее, меняем позиции и повторяем.
– Есть, командир.
– Работаем, старшина.
– Всыпем этим гадам!
Лиза, увлекая пленных, скрылась в кустах, позже к ней присоединился Селезень, карауливший фланг. Шишкин уселся за руль машины, положил рядом автомат и гранаты, тяжело выдохнул и закрыл глаза. Матвеич кряхтел и стонал, взбираясь по обшивке борта, потом прильнул к станковому пулемету, отдышался минуту и стал привязывать себя ремнем к скобе кабины. Расстрелянная спина невыносимо ныла, раны вновь закровоточили, но рядовой скрежетал зубами и упорно устраивался для боя.
