Голомяное пламя | страница 87
И радовался ты, как ребенок первому улову хорошему, словно добычей рыбною закрома свои словами наполняя.
– У снега двенадцать имен есть, зависит от времени, да места, да состава его – плотный, рыхлый, голубой ли, розовый. Да у льда – десять.
– А берега да острова наши, – тут уж я тоже увлекался азартом его, – Летний, Зимний, Карельский, Онежский, Терский.
– Серебрянка-остов, Пудинка, Парус-камень, Сковородный, Водохлебиха.
– Виловатая Луда, Сугрёбный, Сыроватка, Большой Робьяк да Малый, Большая Варбулда, Нахконица.
Как игра у нас становилась, кто больше названий вспомнит, очень уж красиво да смешно они у нас называются:
– Одинчажный мыс, Луда Скотеконская, Карбас луда, Соностров, Голомяные Юзменги, Пежостров, Кишкин. – Это уже к Керети нашей близко.
Но ты побеждал меня всегда и здесь:
– Тот же дед Иван сказал, помнишь Сидоров остров, там залудье есть такое мелкое, грязное?
– Помню, конечно, там бакланов полно всегда, сидят на баклышах в ожидании случайной пищи, словно неряхи нежалимые.
– Так сказывал, у стариков – Сидорасово залудье называлось.
И падали на траву от хохота, так нам название это смешно сделало. И валялись потом, дух переведя, на небо глядючи, как облака горнии по нему бегут, легкие и невозможные, словно счастье жизни продолжительное.
Отец твой, кормчий знатный, от зуйка[29] до капитана ледового дошедший, уж на что мудр да суров был – но и он тебе добро на собирание твое дал. Хорошее дело затеял, сын, говорит, хоть и хотелось мне, чтобы ты к морю был ближе, а словесное море не вмене важно. Обычаи да слова старые помнить нужно, от многих бед и соблазнов они спасали. Занимайся, помогай тебе Бог.
А ты и рад стараться, сначала сам учился, самоучкой, как словари до тебя составляли. Ничего сложного, казалось, пытливый ум всё осилит. Как казалось, так и оказалось. Пошло дело у тебя. Старикам да старухам внимание дорого, да и человек свой, не чужой, можно не таиться. Опять же, старый обряд семья чтит. И полнился словарь твой, аж мне завидно стало, как ты светился весь, когда первую книжку сделал, сам переплел, тоже научился. Любимое дело само к рукам тянется. А потом и ответ на послание твое пришел из института культурного – важное дело делаете, молодой товарищ, самородок вы наш. Ты и впрямь святиться начал тогда, как самовар позолоченный. Но нет, не гордился, радовался. Со мной делился – смотри, говорил, ну не сказка ли, не красота ли в языке нашем. Фольклор по-научному называется. И рассказывал часами, читал из тетрадок своих слова, позабытые было: