Не произнося больше ни слова, он распахнул перед ней дверь.
У Эммы не было причины ощущать себя полной дурой, но все же она себя таковой ощущала. Взяв себя в руки, она поблагодарила Харли и, пообещав заехать позже, чтобы заплатить за услуги, забралась в кабину. Ребра пронзила адская боль.
Но она сама была в этом виновата.
Едва только Эмма завела мотор, дверца со стороны пассажирского сиденья распахнулась, и в кабину влез Стоун, такой же промокший, как и она сама. Его волосы прилипли к голове, а по подбородку стекали струйки воды. Глаза казались более темными, а слипшиеся чернильно-черные ресницы походили на пики.
– Что ты делаешь? – спросила Эмма.
– У меня был выбор.
Стоун плюхнулся на сиденье. Теперь, когда он отдал Эмме куртку, его рубашка плотно прилипла к груди. Потертая, промокшая насквозь джинсовая ткань любовно облегала ягодицы, бедра и интригующую выпуклость ниже пуговицы…
Эмма оторвала взгляд от ширинки Стоуна и посмотрела ему в глаза.
– Выбор?
– Я мог бы стать рефери для Ти Джей и Харли или… – Стоун подался вперед и включил печку на полную мощность, – узнать, насколько сильно ты ранена.
Эмма обхватила себя. Она никак не могла оторвать взгляда от Стоуна. И это было странно, учитывая, что прошлой ночью Эмма разглядела каждый дюйм его тела.
– Я не ранена.
– Хочешь, поведу?
«Да. Больше, чем когда бы то ни было». Но это было бы равносильно поражению, а Эмма никогда не признавала поражений.
– Клянусь, я не стану писать в организацию по защите прав женщин, – сухо произнес Стоун.
Эмма вздохнула.
– Дело не в этом. Если я позволю сейчас тебе вести машину, то уже никогда не смогу ездить по этой дороге.
Стоун посмотрел на Эмму, и в его глазах вдобавок к раздражению вспыхнуло что-то еще… одобрение.
Это было неожиданно и окатило Эмму подобно теплому целебному бальзаму. Хотя она совсем этого не хотела. Это ощущение вовсе ей не понравилось. Она отерла с лица воду, и это невинное движение причинило ей боль. Проклятье…
– Могу я спросить у тебя кое-что?
– Что угодно, – ответил Стоун.
В этом состояло еще одно различие между ними. Эмма никогда не позволяла себе быть столь открытой. А что, если она захочет знать, сколько женщин у него было или когда он в последний раз плакал?
– Ты был прав относительно того, что сказал раньше. Жизнь одна, поэтому нужно прожить ее правильно. Посему я хочу знать… – Эмма выдержала паузу. Разговор ведь пойдет о том, что ей необходимо уехать. Но отступать было поздно. – Ты счастлив? Здесь? Доволен своим образом жизни?
