— Хлопче, — услышал он неожиданно, — не уходи.
— Чего тебе?
— Не могу я в село вернуться — попаду в руки других… не таких, как ты… А тут боюсь… Страшно, темнота кругом…
— Дурочка, — Роман облегченно засмеялся, доверчивость девушки тронула его. — Не темноты бойся — людей страшись. Идем ближе к селу, там переждем.
Они долго стояли в тени крайних хат, пока не послышалась громкая команда строиться. Чуприна вышел из ночи и молча присоединился к штабу проводника.
— А где… та? — мимоходом поинтересовался Рен, присматриваясь к колонне националистов. Он подал команду: — Кроком руш!
— Домой, наверное, пошла, — равнодушно ответил Чуприна.
— Напрасно. В таких случаях надо, чтобы не оставались в живых.
…Звали ту дивчину Евой. Пройдет время, и она сама скажет Роману: «Люблю!»
Вот так воспитывал Чуприну Рен, приучая к жестокости, к покорности сильным, день за днем вытравляя из души все человеческое.
Но в «науку» батьки Рена жизнь вносила неуловимо, часто неприметные поправки, иногда усиливая, а иногда и ослабляя жестокие уроки проводника.
Так было с Евой, так случилось и тогда, когда родилась у Романа дочка. Через несколько дней после рождения Настуси едва не покатилась с крутых Романовых плеч чубатая голова. «Боевка» Рена подожгла хату бедняка-активиста в глухом селе. Хозяин упал у порога — наткнулся на бандитскую пулю. Выскочила из огня его жена, вынесла маленькую дочурку и заметалась по подворью, окруженному националистами. Чуть поодаль стояли соседи — Рен приказал согнать их, чтобы смотрели, навек запомнили, как в колхоз записываться.
Хата горела ярко.
Женщина страшно голосила, то бросалась на грудь убитому мужу, то закрывала собой дочку.
— Кончайте их! — махнул рукой Рен.
Роман шагнул широко к женщине, выхватил у нее девочку и пошел к людям, толпившимся за тыном.
— Чуприна! — резко крикнул Рен. — Брось байстрюка в огонь!
Проводник потянулся к пистолету.
— Одчепиться! — заорал и Роман, не помня себя от ярости. — Не дам дытыну вбываты!
Пуля пробила ему фуражку. Роман даже не обернулся. Он знал — на двадцать метров Рен сбивает из пистолета влет ворону. И сейчас не промахнулся — пугает.
Он отдал ребенка соседям бедняка-горюна, неторопливо подошел к проводнику.
— Батьку! Колысь вы мене пидибралы на дорози, подарувалы жыття, тепер моя черга — нехай жыве дытынка…
— Ну, якщо просыш…
— Прошу, батько!
— Видите, — повернулся Рен к селянам. — Какие великодушные, чистые хлопцы воюют за вашу свободу!
Проводник из всего умел извлечь выгоду…
