— Эка дура, эка дура! Ну с чего ты? Ведь и я с тобой… Полетим вниз, так уж вместе.
Сидевший рядом с ней длинноногий англичанин в клетчатом пальто, в неимоверно высокой шляпе и каких-то из желтой кожи лыжах вместо сапог тотчас полез в висевшую у него через плечо вместе с громадным биноклем кожаную сумку, вынул оттуда флакон со спиртом и, бормоча что-то по-английски, совал ей флакон в нос. Глафира Семеновна отшатнулась.
— Нюхай, нюхай… Чего ж ты? Видишь, тебе спирт дают… — сказал Николай Иванович жене. — Да скажи мерси.
— Не надо, не надо. Ничего мне не надо. Сами на испуг повели, а потом лечить хотите.
— Да нюхай же, говорят тебе. Ведь это хорошо. Нюхни, а то невежливо будет.
— Не стану я нюхать. Почем я знаю: может быть, это какие-нибудь усыпительные капли.
— Эх, какая! Ну, тогда я понюхаю, а то, ей-ей, невежливо. Бите, мусье, — обратился Николай Иванович к англичанину, взял в руку флакон, понюхал и с словом «мерси» возвратил.
Англичанин пробормотал ему что-то в ответ по-английски и тоже понюхал из флакона. Николай Иванович ничего не понял из сказанного англичанином, но все-таки и в свою очередь счел за нужное ответить:
— Дамский пол, так уж понятное дело, что робеют. Бабья нация — вот и все тут.
Англичанин указал на барометр, висевший на стене кареты, и опять что-то пробормотал по-английски.
— Да, да… жарконько. Опять же и изнутри подогревает, потому волнение. В туннель по железной дороге въезжаешь, так и то дух замирает, а тут, судите сами, на эдакую вышь.
В таком духе, решительно не понимая друг друга, они обменялись еще несколькими фразами. Наконец карета остановилась, и кондуктор открыл дверцу.
— Ну, вот и отлично… Ну, вот и приехали… Ну, вот и первый этаж. Чего тут бояться? — старался ободрить Николай Иванович жену, выводя ее из кареты.
— Господи! Пронеси только благополучно! Угодники Божии, спасите… — шептала та. — Ведь какой грех-то делаем, взобравшись сюда. За вавилонское столпотворение как досталось людям! Тоже ведь башня была.
— Вавилонская башня была выше.
— А ты видел? Видел ее?
— Не видал, да ведь прямо сказано, что хотели до небес…
— А не видал, так молчи!
— Я и замолчу, а только ты-то успокойся, Христа ради. Посмотри: ведь никто не робеет. Женщин много, и ни одна не робеет. Вон католический поп ходит как ни в чем не бывало. Батюшки! Да здесь целый город! Вон ресторан, а вот и еще…
— Тебе только рестораны и замечать. На что другое тебя не хватит, а на это ты мастер.
