— Нигде нет комнаты! Что нам делать? — спросил жену Николай Иванович.
— Нужно искать. Нельзя же нам жить в карете.
Извозчик обернулся на козлах, заглянул в переднее стекло кареты и что-то бормотал.
— Алле, алле… — махала ему Глафира Семеновна. — Ен шамбр… Ну не пувон сан шамбр… Надо шерше анкор хотель.
В пятой гостинице опять то же самое. Портье выглянул и молча махнул рукой.
— Что за незадача! — воскликнул Николай Иванович. — Глаша! Ведь просто хоть караул кричи. Ну, Париж! Попробую-ка я на чай дать, авось и комната найдется. Мусье! Мусье! — махнул он торчащей в стекле двери фигуре портье и показал полуфранковую монету.
Тот отворил дверь.
— Вот на чай… Прене… — протянул Николай Иванович портье монету.
— Се пур буер… — поправила мужа Глафира Семеновна. — Прене и доне ну зен шамбр.
— Nous n’avons point, madame… — отвечал портье, но деньги все-таки взял.
— Же компран, же компран. А где есть шамбр? У шерше?
Портье стал говорить что-то извозчику и показывал руками. Снова поехали.
— Великое дело — давание на чай! — воскликнул Николай Иванович. — Оно развязывает языки… И помяни мое слово, сейчас комната найдется.
Извозчик сделал несколько поворотов из одной улицы в другую, въехали в какой-то мрачный переулок с грязненькими лавочками в громадных серых шестиэтажных домах, упирающихся крышами в небо, и остановились около неказистого подъезда. Извозчик слез с козел, направился в подъезд и вышел оттуда с худенькой старушкой в белом чепце.
— Ен шамбр авек де ли… — обратилась к ней Глафира Семеновна.
— Ah, oui, madame… Ayez la bonté de voir seule ment[9], — отвечала старушка и отворила дверцу кареты.
— Есть комната! — воскликнул Николай Иванович. — Ну, что я говорил!
Супруги вышли из кареты и направились в подъезд.
Восемь франков — это сколько?
В подъезде на площадке висели карты с расклеенными афишами цирка, театров, Petit Journal. Пахло чем-то жареным. Налево от площадки была видна маленькая комната. Там за конторкой стоял старик в сером потертом пиджаке, с серой щетиной на голове, в серебряных круглых очках и в вышитых гарусом туфлях. Старушка в белом чепце предложила супругам подняться по деревянной узкой, чуть не винтовой лестнице.
— Кель этаж? — спросила ее Глафира Семеновна.
— Troisième, madame, — отвечала старушка и бойко пошла вперед.
— В третьем этаже? — переспросил Николай Иванович жену.
— В третьем. Что ж, это не очень высоко.
— Раз этаж, два этаж, три этаж, четыре этаж, — считал Николай Иванович и воскликнул: — Позвольте, мадам! Да уж это в четвертом. Зачем же говорить, что в третьем! Глаша, скажи ей… Куда же она ведет?
