— Отчего?
— Экономия. Поросенок может вырасти в большая свинья. Свинья большая кушают.
— Глаша! Слышишь? Опять экономия! — воскликнул Николай Иванович. — Ну, немцы! Слышишь, Франц, зачем вы умираете-то? Вам и умирать не надо из экономии. Ведь хоронить-то денег стоит.
Швейцар улыбнулся.
— Можно, по крайней мере, у вас хоть ветчины с горошком достать? — спросила, наконец, Глафира Семеновна швейцара.
— Это можно, мадам. Ветчина с горохом и с картофель и с русский зауэрколь, с кислая капуста.
— Ну, так вот ветчины. Ветчины и бульон. Бульон можно?
— Можно, мадам.
— Да вали еще две порции телячьих котлет да бифштекс, — прибавил Николай Иванович. — Надеюсь, что это можно?
— Можно, можно, но только бараний котлет, а не телячий. Телячий нет в карта.
— Тоже экономия? — спросил Николай Иванович.
— Экономия, — улыбнулся швейцар.
— Ах, черти, черти жадные! Ну, вали бараньи котлеты. Цыпленком нельзя ли, кроме того, позабавиться?
— Можно, месье.
— Так пару цыплят. Да пива, пива побольше. Нельзя ли в какой-нибудь большой кувшин его налить?
— Можно, можно, — кивал швейцар и спросил: — Все?
— Чего же еще больше? И этого довольно. Или нет. Закажи, брат, мне порцию сосисок немецких. Хоть они, может быть, у вас и собачиной копченой набиты, а всетаки хочется попробовать… Жена есть не будет, а я съем. Нельзя быть в Неметчине и немецких сосисок не попробовать! Вот жаль, что у вас тут простой русской водки нет.
— Кюммель есть, — отвечал швейцар.
— Сладость немецкая. Какая это водка! Ну да уж вели подать, делать нечего.
Ужин был заказан. Через час его подали в номер. Николай Иванович был голоден и принялся его есть так, что у него только за ушами трещало, а потом навалился на пиво. Ела с большим аппетитом и Глафира Семеновна.
Часа через два Николай Иванович, изрядно пьяный, лежал на постели и бормотал:
— Слава богу, завтра в Париж. Ужасть как надоела Неметчина.
Утром Николая Ивановича и Глафиру Семеновну разбудили рано, еще только свет брезжился. Тотчас же появился кофе, тотчас же швейцар Франц принес счет за пребывание в гостинице и сказал Николаю Ивановичу:
— Ежели, ваше превосходительство, хотите к первому поезду попасть, то торопитесь: без семи минут в восемь отходит.
— Скорей, Глафира, скорей!.. — засуетился Николай Иванович и принялся расплачиваться. — Ой, ой, какой счет-то наворотили! — воскликнул он, увидав в итоге счета цифру «тридцать восемь».
— Да ведь это, господин, тридцать восемь марок, а не рублей, — заметил швейцар.
