— В восемь часов утра. Вам придется на Кельн ехать, и там будет пересадка в другие вагоны. В Кельн приедете вечером и только в Кельне можете покушать, а до Кельна поезд нигде не останавливается больше двух-трех минут.
— Ну вот, видишь, Глаша, стало быть, тебе необходимо поклевать с вечера, — уговаривал Николай Иванович жену. — Скажи, чего ты хочешь, — вот Франц и закажет.
— Спасибо. Не желаю змей есть по его заказу.
— Ах, мадам, мадам! И как это вы эту змею забыть не можете! — начал швейцар. — Разве я хотел сделать вам неприятное? Я не хотел. А что змея, так это аквариум. Аквариум не может быть без крокодил и змея, рыбы и амфибиен…
— Врете вы, может. У нас в Петербурге есть Аквариум без крокодила и без змеи. Даже и рыбы-то нет. Плавает какой-то карась с обгрызенным хвостом да две корюшки — вот и все.
— Ну, это не настоящий аквариум.
— Врете. Самый настоящий. Ваш же немец там оркестром дирижирует.
— Поешь что-нибудь. Полно капризничать-то, — сказал Николай Иванович.
— Да ведь гадостью какой-нибудь немецкой накормят. Вот ежели бы щи были.
— Есть щи, Франц?
— Нет, щей здесь не бывает. Щи — это только в России.
— Ну, тогда нельзя ли дутый пирог с рисом и с яйцами и с подливкой? Здесь я, по крайней мере, буду видеть, что я ем.
— Пирог, мадам, русский кушанье. Здесь, в Берлин, это нельзя.
— Все нельзя, ничего нельзя. Ну так что же у вас можно?
— Хочешь, Глаша, сосиски с кислой капустой? Сосисок и я поел бы… А уж в Берлине сосиски, должно быть, хорошие — немецкая еда.
— А почем ты знаешь, чем они здесь начинены? Может быть, собачиной.
— Я, мадам, могу вам сделать предложение майонез из рыба.
— Нет, нет, нет. Ничего рубленого. Вместо рыбы змею подсунете.
— Опять змею? Нет, мадам, здесь змея не едят.
— Ну, так угря подсунете. Та же змея.
— Она и стерлядь не ест. Говорит, что змея, — сказал Николай Иванович и спросил швейцара: — Ну, можно хоть селянку-то на сковороде сделать?
— И селянки я есть не стану, — откликнулась жена. — Что они тут в селянку наворотят? Почем я знаю! Может быть, мышь какую-нибудь. В крошеном-то незаметно.
— Ну, поросенка заливного под сметанным хреном. Можно, Франц?
— Селянка и поросенок, месье, опять русский кушанье, — дал ответ швейцар.
— Тьфу ты, пропасть! Опять нельзя! Даже поросенка нельзя! Ведь поросенок-то свинина, а вы здесь, немцы, на свинине и свиных колбасах и сосисках даже помешались. Прозвище вам даже дано — немецкая колбаса.
— Верно. Я знаю. Я жил в России. Но поросенка здесь не кушают. То есть кушают, но очень мало.
