У Шурки леденело сердце от сознания, что последнее тепло покидает тундру, а проклятая нога держит его в этой богом ниспосланной избушке. Если бы река текла на север, Шурка считал бы, что ему привалила неслыханная удача — завладеть лодкой с мотором было пустяком. Но воды ее неслись на восток, а там не было ни больших населенных пунктов, где можно было затеряться среди людей, ни больших аэродромов, где приземлялись бы самолеты. От всех этих дум Шурка злобился и сатанел.
Таюнэ напрасно казалось, что он не замечает ее. Наоборот, в первые дни Шурка не спускал с нее глаз, спрашивал об одном и том же, стараясь на чем-то поймать ее. И лишь убедившись, что никакая опасность с ее стороны ему не грозит, он утратил к ней всякий интерес.
Они долго и молча сидели на камне, пока Таюнэ не надоело слушать настырное кряканье уток. Она открыла букварь на той самой четвертой странице, где начинались незнакомые слова, потянула Шурку за рукав и спросила:
— Ты читать это знаешь?
Шурка рассеянно поглядел на букварь, взял его, покрутил в руках, потом несколько удивленно спросил:
— А ты что, дева Мария, совсем неграмотная?
Она не уловила смысла его фразы и, продолжая свою мысль, сказала:
— Ты читать нада Таюнэ. Таюнэ слушать нада, сама читать нада. Таюнэ школа ходить плохо — работать нада. Василя понимал?
— Понимаю, — хмыкнул Шурка. — Ну, давай почитаю, — согласился он и без паузы прочитал вслух две страницы.
Таюнэ недовольно мотнула головой и быстро прикрыла ладошкой книгу.
— Зачем скоро-скоро читал? — сердито сказала она. И, бесцеремонно взяв его за палец, ткнула им в верхнее слово, строго спросила: — Как говорить нада?
— Мя-яч, — протянул Шурка.
— Ма-ач, — повторила она.
— Не мач, а мяч, — поправил Шурка. — Ну-ка, скажи «я-я». Мя-я-яч…
— Мя-яч, — напрягаясь, повторила она.
— Точно.
— Мя-я-ч, — уже мягче произнесла она. Обернулась к нему и засмеялась, довольная своим успехом.
— Постой, постой… Да у тебя глаза разные! — изумился Шурка. — Разрази меня гром, разные!
Он взял ее за подбородок и приблизил к себе ее лицо, словно все еще не верил своему открытию. Таюнэ не противилась ему, она лишь перестала смеяться и глядела на Шурку, распахнув разноцветные глаза, не понимая, зачем он так делает. В одном, голубом, глазу еще прыгали веселые смешинки, в другом, карем, застыло недоумение.
— Ну дела-а! — сказал Шурка, опуская руку.
Вечером Таюнэ поставила на шкуры лампу, уселась рядом с Шуркой и раскрыла букварь.
