Вспоминая столь же неприятное впечатление, произведенное на меня Руфусом Коттоном — политическим боссом оппозиции, — я сочувствовала добрым людям округа Тилден, которые оказались между молотом и наковальней.
Когда Илайхью Клей представил его мне и он стал пристально меня разглядывать, я подумала, что не доверила бы свое здоровье подобному медику за все золото христианского мира. У доктора Фосетта была скверная привычка облизывать губы кончиком языка, что, как я знала по печальному опыту, является безошибочным признаком определенных мыслей. А справиться с ним было бы нелегко даже самой ловкой женщине — такой воспользуется любым преимуществом, и никакие соображения морали и щепетильности его не остановят.
«Будь осторожна, Пейшнс Тамм, — предупредила я себя. — Тебе лучше изменить свой план».
Прекратив просвечивать меня рентгеновским взглядом, доктор Фосетт повернулся к остальным и снова превратился в потрясенного родственника жертвы. Впрочем, выглядел он по-настоящему изможденным. Мне казалось, что при взгляде на отца — которого Клей представил как «мистера Тамма» — в его глазах мелькнуло подозрение, но оно было мимолетным, и в дальнейшем он в основном обращался к своему партнеру.
— Я провел ужасный день с Хьюмом и Кеньоном, — сказал доктор Фосетт, дергая себя за остроконечную бородку. — Вы не представляете, Клей, как это меня потрясло. Убийство! Какое варварство…
— Конечно, — кивнул Клей. — И вы ничего не знали об этом, пока не вернулись сегодня утром?
— Абсолютно ничего. Мне следовало сказать вам на прошлой неделе, куда я собираюсь, но я и представить не мог… Понимаете, я был оторван от цивилизации, не читал газет… Должно быть, этот Доу — просто маньяк!
— Так вы его не знаете? — осторожно спросил отец.
— Разумеется, нет. Хьюм показал мне письмо, найденное на столе Джоэла, вернее… — Он быстро закусил губу, поняв, что допустил оплошность. — Я имел в виду письмо, обнаруженное в сейфе Джоэла в его спальне наверху. Повторяю, я был потрясен. Шантаж! Невероятно. Уверен, что здесь какая-то чудовищная ошибка.
Выходит, он знал и Фанни Кайзер, подумала я. Письмо… Его мысли были заняты не карандашными каракулями Доу, а запиской брата к этому фантастическому созданию. Теперь я чувствовала, что не все эмоции доктора Фосетта притворны — в словах ощущалась фальшь, но его явно что-то грызло. Взгляд у него был загнанным, как будто он сидел под дамокловым мечом, наблюдая, как слабеет волос.
