— Навешивать? — Эллери вопросительно поднял брови.
— Любил тяжесть револьверов, и чтобы они были настоящими. Я имею в виду, для баланса.
— О, понятно. Ну что ж, этот реликт весит больше двух фунтов. Господи, какую дыру, должно быть, он проделывает! — Эллери разломил револьвер; все патроны в гнездах были на месте, кроме одного. — Холостые? — спросил он у отца.
Инспектор извлек один из патронов и рассмотрел его. Затем достал остальные.
— Угу.
Эллери осторожно вернул патроны в гнезда и защелкнул револьвер обратно.
— Полагаю, револьвер был собственностью Хорна, — спросил он у Гранта, — а не вашей? То есть он не принадлежал родео.
— Бака, — хрипло отозвался Грант. — Самый его любимый. Висел у него… на поясе… больше двадцати лет.
— Хмм, — задумчиво протянул Эллери и погрузился в изучение ствола. То, что револьвер использовался бесчисленное число раз, не вызывало сомнений — его ствол был стерт на конце. Эллери перевел внимание на рукоятку — самую примечательную часть оружия. Обе ее стороны были инкрустированы слоновой костью — отдельными кусочками, заполнявшими орнамент, в центре каждого находился овал, изображавший витиеватую монограмму «X». Фрагменты слоновой кости потерлись и пожелтели от времени, не считая узкой полоски справа на рукоятке; поскольку Эллери держал револьвер в левой руке, этот участок слоновой кости пришелся между кончиками его согнутых пальцев и основанием ладони. Он долго и внимательно изучал рукоятку. Потом, повертев оружие, передал его отцу.
— Можешь присоединить этот револьвер к остальному подозреваемому оружию, отец, — посоветовал Эллери. — Просто на всякий случай. Никогда нельзя знать, что откопают эти зануды, которые будут проводить баллистическую экспертизу.
Инспектор хмыкнул и, взяв револьвер, мрачно разглядывал его пару секунд, затем, кивнув, протянул детективу.
И тут детективы, стоящие на страже у восточных ворот, открыли их, чтобы впустить несколько человек. Небольшую процессию вновь прибывших возглавлял великан в штатском, его лицо, казалось, состояло из накладных листов стали, а шаги глухим стуком отдавались по утрамбованному полу арены. Сей Голиаф был сержантом Вели — любимым помощником инспектора, человеком не слова, а дела.
Сержант бросил на тело беглый взгляд профессионала, затем обвел глазами громадный амфитеатр с тысячами гудящих, потерявших терпение зрителей, и потер свою челюсть мастодонта.
— Как дела, шеф? — Его голос звучал вроде глухого контрабаса.
