— Пожалуй, — тихо сказала Мими, — я позабочусь о комнате для мистера Квина.
— Чепуха — этим займется Джефф. Вот моя фреска, — объявил Грэматон, сдергивая ткань. — Это только предварительный вариант одного угла — фрески будут расположены по всему вестибюлю Музея нового искусства. Конечно, вы узнаете Мими.
Эллери, безусловно, узнал ее. В центре группы причудливых лиц виднелась огромная женская спина — смуглая и изогнутая. Он посмотрел на мистера Боркку, но тот уставился на миссис Грэматон.
— А это его лордство.
У стены — в месте, недоступном для солнечного света, — стоял большой старинный портрет в человеческий рост, чьи мрачные тона гармонировали с полом. Одетый по моде семнадцатого столетия четвертый лорд Грэматон обращал внимание, пожалуй, только красным носом и размерами живота.
— Разве он не прекрасен? — усмехнулся Грэматон. — Сбросьте холсты с этого стула и присаживайтесь… Портрет написан каким-то старательным, но довольно корявым предшественником Хогарта.
— Но какая связь между лордом Грэматоном и шуткой доктора Вэрроу? — осведомился Эллери.
— Подойди сюда, дорогая.
Мими подошла к мужу и села к нему на колени, положив темноволосую голову на его плечо. Мистер Боркка резко повернулся, споткнувшись о лежащий на полу острый мастихин.
— Боркка, налейте мистеру Квину выпить… Так вот, мой знатный предок женился на тщательно охраняемой девушке из Ланкашира, которая никогда не бывала дальше чем в двух милях от отцовского дома. Старый пират очень гордился красотой жены — выставлял ее при дворе, как своих негров на африканских невольничьих рынках. Вскоре леди Грэматон стала пределом мечтаний всех лондонских щеголей.
— Скотч, мистер Квин? — буркнул мистер Боркка.
— Нет.
Грэматон поцеловал жену в шею, а Боркка налил себе выпивку.
— Очевидно, сознавая свою ответственность перед потомством, — продолжал Грэматон, — лорд Грэматон вскоре после женитьбы заказал какому-то пачкуну свой портрет — жалкий результат у вас перед глазами. Однако старик был очень доволен, так как повесил его над камином в большом холле своего замка на самом видном месте. Ну, история гласит, что однажды ночью, когда страдающий подагрой лорд не мог заснуть, он зачем-то проковылял вниз и с ужасом увидел, что с камзола на его портрете капает кровь.
— Не может быть, — запротестовал Эллери. — Или это шутка времен Реставрации?[33]
— Нет, это была кровь, — усмехнулся художник. — Старый головорез сразу это понял. Он поплелся наверх в спальню жены сообщить ей о чуде и застал бедняжку наслаждающейся жизнью с одним из упомянутых мной молодых щеголей. Естественно, он проткнул обоих шпагой, а после, насколько помню, женился снова, имел пятерых детей от второго брака и умер в девяносто лет.
