* * *
Никогда ранее Михаил Солод дела с гомосексуалистами не имел, просто слышал о них, читал, никакой симпатии к ним, конечно, не испытывая, но и особого презрения тоже, разве что возникало чувство брезгливости, физического отвращения. Знал, что среди голубых много по-настоящему талантливых людей, что голубой цвет доминирует в среде творческой интеллигенции. Припомнилась давняя туристическая поездка в Минск, в их группе была женщина-врач из театра оперы и балета, с ней Миша часто курил в тамбуре, и словоохотливая эта баба, с которой калякал о том, о сем, как-то, смеясь, заметила, что среди танцовщиков каждый второй — голубой. «До того они голубые, что один из них, представляете, даже ко мне обращается: «Мой дорогой!..»
Предстояло Михаилу пройтись частым бреднем по этой голубой воде, причем так, чтобы в мотне волокуши затрепыхался тот предполагаемый самец с порочными наклонностями, в которого Стас был отчаянно влюблен и предан без остатка, как пес.
Всюду, где бы ни появился Солод, он вызывал у поклонников однополой любви живейший интерес — как кандидат в женихи или невесты. Однако обостренным своим чутьем геи вскоре угадывали, что перед ними человек не их круга (говорят, они узнают друг друга по глазам, достаточно одного лишь взгляда), и тут же сникали, скафандр равнодушия напрочь отделял их от чужака, который переставал для них существовать. На вопрос, знают ли они человека, который на фотографии, откликались, но весьма неохотно, хотя Михаил скрывал, что перед ними милиционер. Когда он понял, что геи без труда распознают его гетеросексуальность, он, как князь Святослав, решил идти с открытым забралом:
— Я — не ваш, а он — ваш, — тыкал пальцем в портрет Стаса. — Ищу его, потому что это друг детства. Пятнадцать лет не виделись. Если не знаете, как мне его разыскать, может, подскажете, с кем он общается, кто у него сейчас в партнерах.
Кое-кто отвечал, что лицо Стаса вроде ему знакомо, мельком когда-то, где-то видел, но не более того. Кому-то фейс Никольского вообще был в новинку. А некоторые смотрели на Солода так, словно подозревали в нем милицейскую ищейку, эти, наиболее проницательные, определенно не желали с ним связываться, опасаясь влипнуть в какую-нибудь историю.
На пятый день поиска Михаил начал злиться, как человек, который ищет нужную вещицу и на глаза ему попадается все, только не она. Впервые он засомневался, а на самом ли деле Стас — гей. Серж Овчаренко, похоже, говорил правду, но ведь со временем Никольский мог и перевоспитаться, излечиться, трансформироваться в нормального мужика.
